Каан-Кэрэдэ

Риэль видит картины жизни на Земле. Варварство, войны, бесчеловечность этих картин непереносимы для цивилизованного человека. Кроме того, он представляет, что другой великий Риэль своим всевидящим глазом с другой планеты рассматривает его.

К Риэлю приходят друзья. Он хочет показать им все, что он видел. В этот момент появляется старый ученый и поэт, который уничтожает Голубой Шар. По каким-то соображениям он не хочет, чтобы другие люди увидели известное Риэлю. В состоянии крайнего утомления и пережитых страшных видений Риэль решает принять яд, чтобы доказать истинность своих открытий…

А. Ф. Бритиков, автор книги «Русский советский научно-фантастический роман» (Л., 1970), высоко оценил «Страну Гонгури». Благоприятная критика появляется и в других изданиях и статьях: Е. Брандис и В. Дмитриевский «В мире фантастики и приключений» Л. 1963, Ю. Мостков, 1983. В. Ревич, 1985 и др. «Открытие Риэля» включено в обзоры научной фантастики на французском и испанском языках. В Абакане (Хакассия) длительное время существовал клуб любителей фантастики под названием «Страна Гонгури».

Из Канска В. А. Итин переезжает в Новониколаевск. Он отказался от «номенклатурных» должностей, связанных с его юридическим образованием, и до конца жизни связал свою судьбу с журналом «Сибирские огни» и с писательской организацией Западной Сибири. В 1923 году «Сибирские огни» печатают, наряду со стихотворениями и рецензиями, антивоенную повесть отца «Урамбо». Стихи выходят также отдельным сборником «Солнце сердца» (Новониколаевск, 1923).

Вивиана Азарьевича считали собирателем литературных сил Сибири. Под его редакцией вышел поэтический сборник «Вьюжные дни» (Новониколаевск, 1925). В этот сборник, наряду с другими авторами, включены стихи молодого поэта Леонида Мартынова, который считал отца одним из своих учителей и очень тепло отзывался о нем. В сборнике «День поэзии» за 1963 год Л. Н. Мартынов писал: «…час воскрешения Вивиана Итина, этого жестоко и бессмысленно погубленного в годы массовых репрессий поэта, настал. Пора по-настоящему воздать должное этому большому художнику слова… Вивиан Итин, прежде всего — поэт и даже вся его проза — это проза талантливого поэта, будь это даже полемические статьи по вопросам художественного творчества или по вопросам кораблевождения в полярных морях…» (стр. 260). «Полет поэта кончился трагически. Но осталась не горка праха, а книги… И все это полно страсти, полно мысли» (стр. 261).

Л. Н. Мартынов вспоминает отца и в других произведениях, например, в «Воздушных фрегатах» (М., 1974), «Чертах сходства» (М., 1982). Он посвятил ему стихи («Золотой запас», М., 1981):

У меня
Был друг Вивиан,
Он мечтою был обуян
Сделать этот мир восхитительным.
Я дружил с Вивианом Итиным…

Мне Леонид Николаевич рассказывал, что, приезжая из Омска по редакционным делам, он часто останавливался в нашем маленьком домике по ул. Горького, 48 в Новосибирске. Так как по тем трудным временам мама не всегда была рада постояльцам, Леонид залезал к отцу в комнату через окно. Похожая ситуация описана Вивианом Азарьевичем в «Стране будущего» (Сибирские огни, 1929, № 1), где Тимофей влезает в окно к капитану Шимкову.

Об отце написали воспоминания и другие сибирские писатели — А. Л. Коптелов, E. Н. Пермитин. В «Поэме о лесах» E. Н. Пермитин рассказывает о литературных кружках для начинающих писателей Сибири, которыми руководили В. Я. Зазубрин и В. А. Итин. Он даже записал определение искусства, которое дал Вивиан Азарьевич на одном из занятий: «Искусство не есть наслаждение, утешение или забава: искусство — орган жизни человечества, переводящий разумное сознание людей в чувство» (Роман-газета, 1970, № 19, стр. 41).

E. Н. Пермитин очень красочно представил выступление В. А. Итина о сибирских поэтах: «Как и Зазубрин, Итин был тоже в черном, но не в обычном костюме, а в отлично сшитом смокинге, в белоснежной крахмальной манишке с высоким, подпиравшим шею воротником, с широкими манжетами и сверкающими в них золотыми запонками. Среднего роста, тонкий, стройный, тщательно выбритый и гладко причесанный на английский манер.

У него большие темные, в густых ресницах, скорбные глаза. Тонкое, умное лицо его всегда сосредоточенно. Итин редко улыбается и улыбается только одними губами, но и во время улыбки лицо его остается задумчиво-грустным, погруженным в самого себя, занятым какой-то одной мучительно-неразрешимой мыслью.

Лидия Сейфуллина прозвала его Спящим царевичем. Но теперь в своем смокинге он выглядел несколько иным, чуточку торжественным и даже взволнованным…» (стр. 42–43).

Хотя Е. И. Пермитин и описал отца, как «аристократа», жили мы предельно скромно. Правда, сохранилась студенческая фотография Вивиана в смокинге. В домике на ул. Горького (одноэтажном, деревянном) у отца была маленькая отдельная комнатка с самым необходимым: письменным столом, полкой с книгами, узкой железной кроватью.