Кабак (СИ)

Пришел в редакцию местной газеты, положил папку на стол редактору. Редактор полистал, наводящих вопросов не задавал, достал чековую книжку, аккуратным почерком вписал туда цифру с несколькими нулями. Сумма оказалась намного ниже, чем уборщик рассчитывал. Но поскольку затрат у него не было никаких, даже на бензин не пришлось тратиться, удовлетворился.

На следующий день вышла статья. Ее заметили, возмутились только в еврейском государстве Израиль. Европа предпочла промолчать. Восстановленный после бомбежек, снова сытый и довольный своей жизнью Старый Свет предпочел сделать вид, что ничего не произошло – об ужасах войны здесь стараются вспоминать пореже. Охранник героем не стал. Из банка его уволили.

*

…И вот теперь я пил дивный кофе с адвокатом в кафе напротив мрачного здания старинной тюрьмы Дилон, куда был заключен российский гражданин Михеев. Довольно молодой кучерявый адвокат Рольф Зигнер, хотя и с ужасающим акцентом, но все же сносно говорил порусски. Узнал я от него немногое. В тощеньком кляссере, который он достал из объемистого портфеля «пилот» (с такими ходят адвокаты всего мира) документов было немного. Я только и понял из многословного, но довольно бессодержательного рассказа защитника, что обвинения его подзащитному пока не предъявлено.

– Но раз нет обвинения – не должно быть и тюремного заключения. Не так ли? – спросил его.

– Не совсем так, – ответил Рольф и добавил напыщенно: – Высшее проявление нашей демократии – суд присяжных. Следствие же довольно авторитарно. Вполне возможно, что за неимением доказательств господина Михеева отпустят. Но могут и продлить срок нахождения в тюрьме, чтобы следствие получило возможность найти доказательства его вины.

– Хорошенькое дело! – возмутился я. – Эдак любого человека можно упечь за решетку, а потом годами ковыряться, выясняя, что он в детстве не там дорогу перешел.

Адвокат лишь пожал плечами и тут же перевел разговор на другую тему, посетовав, что странно ведет себя российский МИД. Дескать, арестован гражданин страны, а вроде никому и дела до этого нет. Не летят гневные депеши, не заявляются ноты протеста, не приводятся в боевую готовность ракеты и самолеты.

– Попробуй арестуй какогонибудь америкашку, Штаты тут же такую бучу поднимут, вплоть до введения Шестого американского флота, – возмущался Зигнер.

– Какой флот, о чем вы тут толкуете, – не совсем вежливо перебил его. – У нас и «Аврора» не пукнет.

Потом адвокат снова открыл свой «пилот» и протянул мне тоненькую брошюрку, на серой обложке которой было порусски написано название – «Инструкция пребывания заключенных в тюрьме Дилон».

– Прихватил специально для вас, – пояснил Рольф, опасливо посмотрел по сторонам, произнес шепотом, – нарушил инструкцию. Почитайте, довольно любопытно. Условия здесь вполне приличные.

Рольф вызвался подвезти меня в город, показал центральную пешеходную улицу, знаменитое озеро, где туристы кормили кусками булок лебедей. В местных утренних газетах появилась наша фотография – снимок сделали со спины. Подпись гласила: «Две тени бродят по нашему городу. Это тени русской мафии». От дальнейших встреч со мной адвокат отказался.

Пролистав в гостинице инструкцию, я узнал, как в этом пенитенциарном заведении можно пользоваться телефоном и телевизором, когда обедать и когда гулять, где общаться со священником и молиться, стирать и заниматься спортом, что именно дозволено покупать в бакалейной лавке, а также много других полезных сведений, глаза бы мои их не видели! Этот хренов адвокат, видимо, специально приволок инструкцию, хвастливо пытаясь показать, какие в его распрекрасной стране с совершенной демократией расчудесные тюрьмы. Можно подумать, клетка перестает быть клеткой, если решетки в ней золотые. Больше мне здесь делать было нечего, я вернулся домой.

Чуть не с порога засел писать статью. Через несколько часов завершил творчество. Перечитал. Получилось гневно, но, может быть, излишне эмоционально. Я не профессионал все же.

*

Ни одна газета опубликовать статью не согласилась. В редакциях на меня смотрели так, будто я принес им гранату и предложил редактору собственноручно выдернуть чеку. И тут я вспомнил про своего одноклассника Борю Беломорского. Этот юный вундеркинд был гордостью нашей школы – одинаково блестяще знал математику и литературу, писал стихи, вел общественную работу. У Бори была круглая, с остреньким подбородком физиономия, живые карие глазки, внешне он чемто напоминал забавного котенка. Мы прозвали его Мурзиком. Он обижался, но не очень. После школы поступил на факультет журналистики, потом работал в крупной газете. Его называли «золотое перо», я даже както раз обмывал с ним его лауреатскую премию. Человек незаурядный во всем, он продолжал поражать – непосредственно после получения звания лауреата престижной журналистской премии, эмигрировал в Америку, устроился на работу в «Русскую газету». Несколько раз прилетал в Москву, во время его приездов мы встречались. Памятуя старую школьную дружбу, позвонил в Америку. Едва успел произнести «привет, Мурзик», как он рассмеялся: