Кабак

— Ах, ты старый гад! Помнишь. Здесь-то меня никто так не называет. В детстве обижался, а теперь даже приятно услышать. Ну, чего звонишь, не о здоровье же моем справиться решил… Выслушав меня, заявил, не раздумывая:

— Тема интересная, здесь об этом много пишут, но только в одном смысле — мафия, и все такое. Понимаешь, после того как распался Советский Союз, американским конгрессменам нечем стало запугивать налогоплательщика. А это плохо, кое у кого уплывают денежки из кармана, на страхе можно совсем неплохо заработать. Вот и придумали новую угрозу — русскую мафию. Упрятали за решетку Славу Степанькова — Китайца. А теперь вот Европа американцам, а может, наоборот — Америка Европе, еще один подарок преподнесла — твой Михей…

— Не «твой», а наш, ты тоже в Огонькове жил — перебил его.

— Ну, наш, наш, чего ты заводишься, — легко согласился Борис. — Я же и тебя-то на два года постарше, а эти ребята и вовсе мальцами были. Сережку почти и не помню, а вспомню — не узнаю. Фотографии в газетах смотрел — вообще незнакомое лицо, да, видно, еще и специалисты постарались изобразить злодея. Ладно, присылай свое творение.

Статья в американской газете вышла, у нас в России она вызвала настоящую бурю. Позабыв про имя и фамилию, Сергея теперь иначе как «Михей» журналюги не называли. Самобичевание всегда было нашим любимым народным занятием. Теперь с мазохистским удовольствием писали, что раз российские спецслужбы с Михеем справиться не смогли, то вот Европа нам покажет, как надо с мафией бороться. Мне тоже досталось. Обвиняли меня в продажности, в том, что я заступаюсь за друга (можно подумать, кому-то взбредет в голову заступаться за врага), а одна газета даже назвала меня «песенником братвы».

* * *

Месяц шел за месяцем, осень сменили зима, весна, лето — Сергей все томился в тюрьме. Виктора в те дни было не узнать. Он осунулся, похудел и даже начал курить, чего, воспитанный спортом, никогда себе не позволял. Казалось, он даже спать не ложился. День и ночь созванивался с адвокатами, по их настоянию раздобывал какие-то справки, пересылал финансовые документы о коммерческой деятельности фирмы Михеева. Одним словом, старался сделать все, что только было в его силах. Они ведь с самого детства были не разлей вода. Это им как будто по наследству передалось — еще будущие родители Сереги и Витька учились в школе, вроде и дедушки с бабушками были родом из одной деревни, а кто-то даже породнился. Во всяком случае у нас многие считали, что Михеевы и Аверьяновы не просто друзья, а родственники. Так это или нет, доподлинно не знаю. Знаю только, что и родной брат не смог бы сделать больше, чем делал Виктор в те дни.

Прошло два года. Наконец назначили дату суда. Виктору в визе очередной раз отказали.

— Поезжай, — попросил он меня. — Хоть будет кому рассказать, что там происходит. Только звони каждый день. Слышишь, каждый день!

* * *

Дворец правосудия размещался в солидном, устрашающего вида каменном здании. Он был оцеплен густым частоколом полицейских. Вооруженные автоматами «гоблины» заняли все лестничные пролеты, над дворцом барражировал полицейский вертолет. Довольно просторный зал желающие посмотреть, как будут судить главаря русской мафии, заполнили до отказа. Хорошо, догадался приехать пораньше. После того как все уселись, тех, кому не хватило места, бесцеремонно выпроводили — стоять было запрещено.

Процедура начала была необычной и оттого любопытной. На возвышении установили лототрон. Барабан вращался, из него по желобку покатились пронумерованные шары — так жребием определили двенадцать присяжных — шесть основных и столько же запасных. Запасные на случай, если кто-то из основных заболеет.

Вывели Сергея. За прошедшие два года он похудел, но не очень изменился. Выглядел сосредоточенно. Да и как иначе может выглядеть человек, когда решается его судьба. За спиной подсудимого разместились адвокаты, переводчики. Сначала переводила худая пожилая дама, которую я для себя окрестил Бабой Ягой. Русский язык ее был, мягко говоря, далек от совершенства, сильный акцент мешал сосредоточиться. Над каждым словом думала бесконечно долго. Когда Сергей, подавая реплику, заметил, что высказанные им на следствии аргументы можно уподобить гласу вопиющего в пустыне, мадам снова надолго задумалась, потом перевела: «Господин Михеев сравнивает себя с человеком, кричащим на песке, — и добавила: — русский фольклор». Сергей пошептался с адвокатами, те обратились к судье с ходатайством, и переводить стал немолодой уже полный господин с аккуратно подстриженной бородкой клинышком. Звали его Онри Ханин. Его русский язык был великолепен, отличался изысканной старомодностью.

Вечером я столкнулся с ним в вестибюле гостиницы. Он солидно шествовал в сопровождении яркой внешности дамы.

— Мы с женой идем ужинать. Здесь, за углом, есть симпатичный ресторанчик, — обратился Ханин ко мне. — Не желаете составить нам компанию?