Кабак

— Да и к зиме пора готовиться, — сказал Юра со вздохом и подвел меня к батареям отопления, задекорированным узорчатой чугунной решеткой.

— Это что?

— Батареи, что же еще?

— Нет, — покачал головой Рыбаков. — Это муляж. — Он просунул руку сквозь решетку и легко отодвинул батарею от стены. Она не была приварена к трубам, а просто прислонена. Гады-строители и тут умудрились свинью подложить.

— И вот еще что, — добавил Юра. — Боюсь, с Сан Санычем придется расставаться. Пьет. И с этим уже ничего не поделаешь.

— Да с чего ты взял? — возмутился я, подавленный лавиной обрушившихся на меня проблем.

— Увидишь, — только и ответил Рыбаков.

И накаркал. Сан Саныч заболел. Позвонил по телефону, сказал, что сердце прихватило. После третьей «болезни» его действительно пришлось уволить: Сан Саныч оказался не просто алкоголиком. Он был запойным. Юра взялся за телефон, обзвонил кучу знакомых. К вечеру появился сушист Жора. Здоровенный молодой парень с трубным голосом, голова повязана банданкой с японскими иероглифами. Без лишних слов переоделся в куртку-кимоно, пошел на кухню, взял в руки нож, стал разделывать рыбу. «Хоть бы руки вымыл после улицы», — лениво подумал я, наблюдая за его ловкими манипуляциями с семгой. Но Юра был уже тут как тут. Ткнул Жору в спину, глазами кивнул на раковину и пошел себе дальше, не сомневаясь, что его молчаливое указание будет выполнено. Жора действительно повиновался беспрекословно. Так же беспрекословно слушались «академика» (так Юру прозвали в ресторане в первый же день) и все остальные, признавая за ним право приказывать.

Через пару часов услышал шум в зале. Какая-то толстая баба кричала, что такие отвратные суши даже в супермаркете не продают. Не уступающий ей в габаритах мужик согласно кивал головой, но продолжал поглощать суши с невероятной быстротой, словно боялся, что отнимут. Юра конфликт уладил.

— Поговорите с Жорой, — предложил он мне, а то поставщики приехали, надо их отпустить.

— В чем дело, Жора, почему люди были недовольны? — я постарался придать своим интонациям максимальную строгость.

— Все нормально, шеф, — достаточно развязно и как-то даже снисходительно ответил повар. — Японская кухня для людей пока еще новая, можно даже сказать, экзотическая. Им просто хочется попробовать этой экзотики, чтобы от моды не отставать. А как правильно есть эти блюда, они и понятия не имеют, вот и портят вкус сами себе. Поэтому не получают нужных вкусовых ощущений. Вот вы, например, умеете есть японские блюда?

— Люблю, — ответил я довольно неопределенно, неосмотрительно дав своему говорливому оппоненту возможность для продолжения дискуссии, от которой тот получал явное удовольствие, к тому же уводя суть проблемы в сторону, вроде как на меня ее перекладывал.

— Любить и уметь — понятия разные, — тут же воспользовался Жора моей оплошностью.

* * *

По вечерам у нас теперь живая музыка. По рекомендации моих знакомых в зале поет Ляля Удальцова. Она уже исполнила несколько песен в эфире радио «Наш шансон», о ней поговаривают как о будущей звезде эстрады. Худая почти до анорексии звезда не выпускает изо рта сигарету, умудряется курить даже во время пения. Кофе пьет литрами, в отличие от Юры не спрашивая разрешения и не ограничивая себя. С аппетитом у Ляли тоже все в порядке, я даже не понимаю, как при таком аппетите можно оставаться такой изможденной. На этой почве у них постоянный конфликт с Юрой, он запрещает Ляле ходить на кухню. А вот сушист Жора самый горячий поклонник ее таланта. Когда нет заказов, сидит неподалеку от эстрады, всем своим видом показывая, что получает неземное удовольствие. Рядом с Жорой теперь неизменно находится его девушка (он называет ее невестой), голубоглазая крашеная блондинка с вечно обнаженными и влажными розовыми деснами. Девушка музыкальные пристрастия своего жениха разделяет и когда он млеет, томно прислоняется к его плечу, прикрывая глаза, надо полагать, от удовольствия. Такая вполне семейная идиллия, что и говорить.

В воскресенье вечером, как мне нашептали, идиллия продолжается у Жоры дома — Ляля ходит к ним в гости. Она рассказывает официантам и поварам, не сдерживая восторгов, что дома Жора (непревзойденный мастер японской кухни, которого здесь просто не ценят и не дают развернуться соответственно его таланту) угощает ее какими-то невиданными блюдами и потчует икрой летучей рыбы, по-японски — тобико, от которой Ляля, по ее собственному выражению, просто балдеет. На самом деле эта мелкая рассыпчатая и разноцветная икра идет на обсыпку и украшения японских блюд, и она довольно-таки безвкусна. Но Ляле, натуре музыкальной, видимо, важен не столько вкус, сколько необычные название и цвет тобико. Когда выяснилось, что икру летучей рыбы певица употребляет в тех же объемах, что сигареты и кофе, «академик» провел с Жорой профилактическую работу. Самым весомым аргументом стал эдакий «отцовский» подзатыльник, небольный, но обидный, после чего Жора признал свои ошибки и внес в кассу недостающую там сумму.

* * *