Кабахи

Флора слушала его в изумлении. Она почти ничего не поняла из этого бессвязного рассказа. Сама несколько испуганная, она подошла к окну, довольно долго смотрела на двор, потом отыскала кувшин с водой, намочила платок и приложила его к ноге Тамаза.

— А это зачем?

— Легче станет, боль пройдет.

— Подумаешь — боль! Не так еще меня отделывал мой дедушка!

И он мгновенно поднял и застегнул брюки.

Флора посмотрела на мальчика, и сердце у нее учащенно забилось: удивительно похож был Тамаз на своего дядю…

Присев перед нежданным гостем на корточки, Флора прижала мальчика к груди и долго целовала его обветренные щеки. Потом вычесала гребенкой из растрепанных волос запутавшиеся соломинки, дала мальчику плитку шоколада и уложила его в постель. А сама, не раздеваясь, прилегла с краю и долго не сводила взгляда с мальчишеского лица, с длинных, почти сросшихся на переносице бровей. Сердце ее переполнилось безграничной нежностью — ей вдруг показалось, что комната заставлена маленькими кроватками и в них сладко спят десять маленьких разбойников, воров, силачей, умниц и красавцев.

Крепкий сон был ей наградой. С того дня ей уже не случалось ни разу так сладко заснуть.

Проснулась она спозаранок, до того, как поднялись хозяева, одела сонного Тамаза и отвела его на другой берег Берхевы, поближе к дому Годердзи.

Прошла неделя. В субботу жена Тедо затеяла с жилицей разговор, и причина хозяйских любезностей объяснилась сама собой. Стоит ли говорить о плате за квартиру? Сколько потребует отец Флоры за то, чтобы устроить Шалву в высшее учебное заведение?

Флора почувствовала себя оскорбленной, но скрыла это и дала ясно понять хозяйке: если ее сын сдаст экзамены, его примут, а иначе ничего не выйдет, напрасно будут стараться.

На следующее утро Тедо деликатно постучался к ней и объяснил, что комната нужна им самим и что он просит Флору освободить помещение. Флора сначала удивилась, потом все поняла и, холодно улыбнувшись, ответила, что съедет, как только найдет другое жилище.

Шалва, стоявший за спиной отца, злобно ухмыльнулся и бесцеремонно уставился на белые ноги молодой женщины.

— Увязывай пожитки, да побыстрей. Мы не для того тебя в дом впустили, чтобы ты по ночам хахалей водила.

Тедо стало неловко, и он резко оборвал сына:

— Тебя-то кто спрашивает? Восьмое марта для того установили, чтобы все могли жить как кому нравится.

Этого уже нельзя было снести. Флора выпрямилась, бросила на отца с сыном гордый, брезгливый взгляд.

— Вы жалкие, грязные людишки! Жалкие, мелкие, грязные людишки! Как я до сих пор могла существовать рядом с вами, как я не задохнулась от вони!

Она вскочила и принялась поспешно собирать вещи.

— Да нет, я не тороплю… Живи, пока найдешь другую комнату, — пожалел ее Тедо.

— Покорно благодарю. Мне подачки не нужны. Это для вас они дело привычное. Да я задыхаюсь тут, мне не терпится выбраться на чистый воздух! — С пылающим лицом она беспорядочно кидала свои вещи в большой кожаный чемодан…

Потом она положила на подоконник плату за комнату и посуду — вдвое против того, что причиталось по самому щедрому расчету, — и покинула дом, ни разу даже не оглянувшись.

Вот так она оказалась в этот дождливый день в деревенском проулке с чемоданом…

С утра лило, но теперь ливень перешел в мелкий моросящий дождик. Капельки дождя блестели, как мельчайшие алмазы, в золотых волосах молодой женщины. Лисий воротник казался еще более серебристым, чем был от природы. Тяжелый чемодан оттягивал ей руки, — она то и дело, не жалея, ставила его прямо на грязную землю, чтобы передохнуть.

Лишь спустившись в русло Берхевы и вплотную подойдя к несущемуся потоку, она отдала себе отчет во всем, что случилось, Волнение ее утихло, мысли пришли в порядок, и она испуганно остановилась, прислушиваясь к треску камней, перекатываемых волнами реки.

В этом месте через поток была еще недавно переброшена широкая доска. На другом берегу дорога разветвлялась надвое. Один путь выводил на шоссе, по другому можно было подняться на скалу и оказаться неподалеку от одного дома… вожделенного, дорогого сердцу дома.

И вот первый же мощный всплеск весеннего половодья сорвал и унес эту доску.

Флора поставила чемодан на камни и заметила на противоположном берегу чалиспирцев, собравшихся посмотреть на бушующую реку. С высокого скалистого берега было хорошо видно все просторное булыжное речное ложе. Найдется ли среди всех этих людей добрая душа, которая согласится приютить ее, изгнанную и униженную? На этой стороне, позади, она ни у кого не рассчитывала найти приют. Вернуться к Тедо она не хотела, не могла. Поспешно бежав из его дома, Флора не подумала о вздувшейся Берхеве… Но даже если ей удастся перейти через поток, у кого найти прибежище? Удастся ли ей снять если не комнату, то хоть подвал? Только до тех пор, пока она найдет надежное пристанище в школе, пока отдел народного образования предоставит ей как преподавателю жилье… И Флора долго вглядывалась в толпу на противоположном берегу, ища среди нее добрую душу, соображая, к кому обратиться.