Кабала

Так улики бесчинства были ликвидированы, а Леонид Иванович остался без работы. Он стал испытывать глубокое презрение к самому себе. А потом принялся осмысливать жизнь заново, но не по книгам и статьям закона, а такой, какой она была на самом деле. Кому служить в собственном отечестве? Вот что стало главным предметом его раздумий. После месяца размышлений Ефимкин понял: у региона шансов на выживание нет! Необходимо хотя бы выкарабкиваться самому. Кардинально изменив мировоззрение, он решил заниматься исключительно собственной персоной.

Поиск свободы

Григорий Помешкин всегда просыпался с радостным чувством. Убежденность в том, что он украшает собой мир, крепло в нем, едва он открывал глаза. Впрочем, и в сновидениях он нередко видел себя уникальным созданием. Если обычный смертный протирает глаза с желанием совершить что-то рутинное, например, почистить зубы и спустить в унитаз накопившиеся за ночь шлаки, то Григорий Семенович пробуждался исполненный восторга уже от факта своего существования. С этим чувством он счастливо жил, не обращая никакого внимания на окружающий мир, а чаще даже презирая его.

С виду Григорий Семенович был человеком неприметным, никаким особым качеством, не отличающимся от своих сограждан. Среднего роста, невпечатлительного телосложения, с коротким маньчжурским носом, небольшими карими глазками, оттопыренными ушами и широким, крупным ртом. На плечах господина Помешкина всегда лежала россыпь мелкой перхоти, ворот рубашки лоснился, а руки были покрыты пятнами экземы. Но он настолько был влюблен в себя, что никто другой не мог вызвать в нем сексуальных чувств. Неудивительно, что Григорий Семенович частенько онанировал исключительно на собственное отражение. Ему было тридцать лет, но он и не думал о карьере. С трудом окончив девять классов, потерял всякий интерес к школьным занятиям, хотя оценки имел вполне приличные. Молодому человеку хотелось читать одних авторов, а ему навязывали совсем других, к тому же с нравоучениями и конъюнктурными политическими лозунгами. Юный Гришка считал, что всякую муру способны изучать лишь праздные и обеспеченные олухи. В один дождливый день он оставил ученье и с тех пор целые дни проводил дома, читая подозрительные книжки. Никого к себе не допускал, ни перед кем не открывался и уже лет семь как считал всех людей, даже бабушку, с которой жил и с чьих рук питался, порчей.

Итак, проснувшись, Григорий Семенович опять радостно убедился, каким бездарно нелепым выглядел бы мир без его присутствия. Необходимо сказать, что во время бодрствования молодой человек размышлял на эту главнейшую для себя тему в самых различных вариациях, сочетая ненависть с иронией. Так что нынешнее утро ничем не отличалось от прочих. Он вышел на крыльцо. Было свежо. Утренняя тишина природы всегда вызывала у нашего героя приятную умиротворенность. Правда, Григорий Семенович понимал, что состояние это весьма мимолетно. С досадой он окинул безоблачное небо, остановил взгляд на ближайших домах, фыркнул на соседскую собачку, сплюнул на автомобиль, стоявший за воротами, ругнул власть, пригрозил кулаком редким прохожим и бросил свое излюбленное: «Погибшие создания! Я вас всех ненавижу!» Таким образом он зарядил себя необходимой дозой агрессии и вернулся в дом. Только войдя в ванную и увидев себя в зеркале, он подобрел. Заулыбался. Сверкнул глазами. Одобрительно погладил голову. Страстно чмокнул собственные руки, потом, согнувшись, язычком вдохновенно прошелся по коленкам. Облизал со смаком губы. Послал влюбленный поцелуй самому себе. И закрыл в истоме глаза. После чего уже полностью пришел в себя. Вспомнилось, что сегодня выходной, и мысль, вынашиваемая с прошлого дежурства, опять посетила его. Служил господин Помешкин в дорожном ведомстве сторожем на мосту через реку Кан. Каждые третьи сутки он заступал на охрану вверенного поста, у него было вдоволь времени размышлять о мире и о самом себе. Чтобы пища для умствования была богаче, молодой человек использовал пятидесятикратный бинокль, с которым он не расставался. Бинокль предоставлял прекрасную возможность наблюдать за жизнью городка в самых мельчайших подробностях. Григорий Семенович даже научился считывать с губ речь любого, кто оказывался в фокусе его пристального внимания, и потому молодой человек знал о своих согражданах многое, а о некоторых почти все. Несколько полок в небольшой комнатке было заставлено папками, в которых хранились фотографии, а также записи разговоров. Не каждый смог бы разобраться в той сложной методике, по которой Помешкин оценивал события. Что вызывало в нем крайнюю степень уныния, состояние высшего возбуждения или полнейшего безразличия, оставалось тайной.

Григорий Семенович, конечно, отлично знал, что в Кане приступил к исполнению служебных обязанностей новый инспектор рыбнадзора господин Ефимкин. Поэтому решил пристальнее присмотреться к нему в первый же выходной день. «Что занесло на канские берега этого пренеприятного типа?» — ворчал Помешкин.