Кабаре

Свадебная церемония, проходившая в муниципалитете на виа Джулиа, в нескольких кварталах от нашего старого дома, была безрадостной. Честно говоря, мне случалось бывать на куда более веселых похоронах. На входе стоял Полибио, ради смеха нацепивший фальшивый нос. Всем, кто плакал, он вручал бумажные носовые платочки. Безутешная тетушка Нинфа рыдала громче, чем на похоронах моей мамы или синьоры Пучилло.

— Я этого не вынесу, Бирилло, — заявила она, прежде чем дядюшка успел открыть рот, чтобы ее отругать. — Смотрю я на этого мерзкого, уродливого, скользкого, страшного коротышку и понимаю, что не вынесу.

— Не расстраивайтесь, тетя Нинфа, — сказала Фьямма, изображая радость. — Это ведь ненадолго, так чего же переживать?

Но вскоре даже окружавшие ее секретные агенты начали всхлипывать.

Формальности были соблюдены с головокружительной быстротой, от чего в голове у меня несколько затуманилось. На все вопросы я без колебаний отвечала «да». Чтобы успокоить нервы, я сосредоточилась на побочных шумах: скрежете деревянных зубов Малько позади меня; сопливом похрюкивании потомков Нунциаты, одетых в форменные черные пиджачки и кепки; безостановочной болтовне синьоры Липпи. И на всепобеждающем затхлом запахе стоявшего рядом со мной жениха.

Счастлив был только Пьерино. Он восседал на плече синьоры Доротеи, хлопал крыльями и лаял по-собачьи, что означало полную и неподдельную радость.

После бракосочетания не было ни поздравлений, ни торта, ни танцев, ни подарков, ни конфетти. Зачем? Праздновать то, что никого не радует?

Поэтому Альберто нанял повозку с пони, и мы отправились на вокзал, а оттуда на поезде во Фреджене — проводить первую брачную ночь в знаменитом отеле «Вилла Спунья».

Гости с моей стороны пошли к тетушке Нинфе — пророчествовать относительно нашей семейной жизни (некоторые предсказания удивительным образом сбылись) и утопить печали в домашнем кофейном ликере дядюшки Бирилло.

Что делали в это время родственники Альберто, мне не известно.

Глава 23

Предпочту утаить от вас технические подробности нашей кошмарной брачной ночи. Все, что могло быть плохо, было плохо. Альберто заказал номер для новобрачных, но в «Вилла Спунья» не оказалось соответствующей записи, и нам сказали, что это невозможно. Отель был полупустой, но портье уверял, будто все номера заняты.

Выяснилось, что свободной осталась только подсобка, и если мы подождем, нам ее покажут. Два часа мы слонялись по коридорам. Наконец хозяйка, которая в прошлой жизни была румынским снайпером, без всякого энтузиазма повела нас на второй этаж.

Подсобка оказалась самой настоящей подсобкой со множеством щеток, швабр, антикварного вида веников и покореженных ведер. Все было покрыто толстым слоем пыли, и у Альберто тут же начался приступ аллергического насморка, к коему он был предрасположен с детства. Румынская снайперша сообщила, что за лишние двадцать тысяч лир (сверх стоимости комнаты) сюда можно перетащить раскладушку. Альберто радостно согласился. На мой взгляд, слишком уж радостно.

Мы ждали, когда принесут раскладушку и наш багаж, и все это время Альберто безостановочно чихал с силой выхлопной трубы.

Рада была бы сказать, что мы с супругом сгорали от взаимного вожделения, но увы. Вместо этого Альберто чихал, а я сидела на перевернутом ведре и мучилась вопросом: «Что я здесь делаю?» Ситуация напоминала мне тот день на корабле, когда я боролась с желанием сбежать. Тогда я победила свое желание, но оказалась не права. Может, на сей раз все-таки сбежать, пока не поздно?

В самый критический момент появилась румынская снайперша с нашим багажом и раскладушкой. Она что-то недовольно бормотала себе под нос. Чтобы снайперша наконец удалилась, пришлось заплатить ей уйму денег. После каждой попытки дать ей чаевые она снова протягивала руку и смотрела на нас пустыми глазами.

Наконец мы были одни. Ну, почти одни. Несмотря на обещание оставить Малько у матери, поскольку отношения между мой и куклой после круиза только ухудшились, я подозревала, что Альберто все-таки притащил ее с собой. Вместо обычного черного чемодана появился красный такого же размера и веса. Альберто отказывался предъявить его содержимое и уклонялся от расспросов.

— Это просто невинный маленький секрет, любовь моя, — пробормотал он перед очередным приступом чихания, от которого покраснел, взмок и оглох. Его отношения с куклой вызывали во мне смутное беспокойство.

Мы, как два дурака, стояли посреди перенаселенной подсобки и ждали, что будет дальше. По идее, сейчас должна была начаться любовь, но ее не случилось.

Альберто продолжал чихать. Бороться с приступом не имело смысла, поэтому он одной рукой зажал нос, а другой стал стягивать с себя одежду. Я пыталась помочь. Что еще мне оставалось делать, учитывая обстоятельства? Мы освободили Альберто от пиджака, туфель, брюк, рубашки и галстука, но спасовали перед нижним бельем и носками. Продолжать казалось как-то слишком. Я уговаривала себя не обращать внимания на его тело цвета небальзамированного трупа и исходивший от него запах мокрой псины.