Я как раз закончила укладывать корзинку, когда на улице послышался резкий сигнал клаксона, похожий на рев пароходного гудка. Это Фьямма ехала на новой машине дяди Бирилло. Автомобиль был американский, «олдсмобиль катлас» с откидным верхом, большой и красный. Дядя выиграл его в лотерею, и фотография улыбающегося Бирилло украсила первые полосы газет. В порыве безрассудства он разрешил Фьямме пользоваться машиной, если та сдаст на права, и теперь, после получения прав, ему оставалось лишь с замиранием сердца наблюдать за тем, как Фьямма выруливает из гаража и мчится по улице.
Наконец мама была готова. Выглядела она очаровательно. Было в ней что-то, чего я, увы, не унаследовала. Видимо, я уже родилась старомодной. Вот мама — другое дело. Никогда не видела ее без накладных ресниц, она всегда была с прической и маникюром, даже когда мыла посуду. Кроме, конечно, того времени, которое она провела в больнице, когда лежала и умирала, переломанная и искалеченная. В то утро на ней было зеленое платье в белый горох и черная шляпка-таблетка с прикрывавшей глаза вуалью. Длинные перчатки, туфли на высоком каблуке и ароматный шлейф «Донны Мистериозы» довершали картину.
Мы спустились по ступенькам и обнаружили возле машины целую толпу зевак. Мальчишки, сосавшие леденцы, липкими пальцами выводили на капоте какие-то узоры. Уличный торговец пытался заинтересовать Фьямму содержимым своего лотка: накладными носами, средством против облысения, цветными мелками и лакричными палочками. Прохожие заглядывали в салон, гладили красную кожаную обивку и крутили ручки на приборной доске.
Стоило маме появиться, как двое молодых людей бросились к ней за автографами, ведь она была местной знаменитостью. Синьор Франджиоза, живший напротив и много лет сходивший по ней с ума, спросил разрешения ее сфотографировать. Мама села на капот и позволила сделать несколько снимков, один из которых потом напечатали на первой полосе «Il Messaggero», рядом со статьей, в которой описывались все ужасные подробности. Кто бы мог подумать, что фотографии, запечатлевшей маму в тот радостный и торжественный день, уготована такая судьба?
Итак, мы поставили корзинку с едой в багажник размером с нашу квартиру. Я забралась на заднее сиденье, а мама села рядом с Фьяммой, и та с силой вдавила педаль газа. Мощный двигатель издал победный рык, и «катлас» рванулся вперед, оставив толпу задыхаться в облаке синеватого дыма.
— Фьямма, ты уверена, что можешь вести такую большую машину? — поинтересовалась мама, когда ее отшвырнуло на спинку сиденья.
— Конечно, — презрительно фыркнула Фьямма, но некоторое время явно приноравливалась к автомобилю, потому что «катлас» дергался и взбрыкивал, когда она отплясывала на педалях и экспериментировала с новыми для нее приборами.
Несмотря ни на что, мы очень быстро выехали из города и устремились вниз, к побережью. Солнце ласково светило нам в лица, легкий ветерок ерошил волосы. Мама запела «Io So Perche», я подхватила. Какой же красивый у нее голос! Она все еще пела, когда случилась авария, и песня перешла в крик, который я до сих пор иногда слышу по ночам.
Белая дорога мерцала в лучах солнца Фьямма ехала все быстрее и быстрее. Дома, деревья, встречные машины, пешеходы, собаки и цыплята пролетали мимо нас, сливаясь в сплошное пятно. Сзади поднималась туча пыли. Ветер свистел в ушах. Мама придерживала свою шляпку.
У подножья холма, чуть впереди, на дорогу выбежал какой-то старичок. Увидев, что на него со страшной скоростью несется могучий «катлас», он прирос к месту и заорал.
Огромный шар, который Фьямма выдула из жвачки, лопнул, прилип к ее лицу и залепил глаза. Ее нога вслепую нащупывала тормоз, но не могла его обнаружить. Мама кричала. Я кричала. Фьямма кричала. В последние мгновения своей жизни старичок тоже кричал. На обочине кричала его престарелая дочка — ей поручили следить за отцом, и она отвернулась лишь на секунду.
Время замерло. Были только жуткая скорость и крик. Больше ничего.
Наконец Фьямма нащупала тормоз, но было поздно. Она совершила геройский поступок. Собрав остатки сил и мужества, она вдавила педаль. Вслед за ногой все ее тело съехало туда, где располагались педали. Но ей удалось остановить машину на волосок от старого дурака.
И вот, когда машина резко затормозила, мама отправилась в полет. Я видела ее тело высоко над дорогой. Шляпку, сорванную порывом ветра, унесло к морю, и больше я ее не видела. Юбка зеленого платья надулась, как парашют, но не могла спасти мамочку. Из прически повыскакивали шпильки, и волосы пышным облаком летели следом. Я услышала тихие шлепки — это шпильки попадали на дорогу. А мама все кричала. Кричала, кричала, кричала… Я видела ее словно в замедленной съемке. Смутно сознавала, что тоже пострадала, но я была пристегнута ремнем безопасности.