Кабарга

Глаза слезятся и бесстыдно обманывают, но эта ложь столь завораживает, что им все тут же прощается. Мысли теряют границы, покидают голову и выходят гулять по зимнему городу. Вместе с глазами они обволакивают небо. Для всех, кто не умеет видеть, это обычное небо, но те кто знают его тайны, те замечают этот смольный океан пронзенный паутинкой звездочек, где между отблескивающей, как канализационный люк в дождь, луной и первыми прорехами света, подымающимися из-за тяжелого горизонта, снуют юркие небесные рыбы и хлопает себя по пузу плавником горбатый кит. Это даже можно услышать. Слышно и нежный шепот звезд, который убаюкивает планету, и тоскливый скрип снега под мамиными ногами. Умиротворяющая картина. Тянет в сон. Бесконечный сон планеты. Вот бы замерзнуть насмерть…

Где-то меж домов, в темноте, пугаясь света, бродит загадка. Каждый поворот мальчишка ждет, что ему откроется какая-то тайна. Но каждый раз, стоит преодолеть одну улицу, что-то неизвестное перемещается на следующую улицу и так далее, и так далее.

Зимой в сибирском городе очень мало света и даже фонари редки. Вот на одном из них и задерживается взгляд мальчика. Ему чудится, что фонарный столб и не столб совсем, а шея высокого пятнистого жирафа, который прямо сейчас пытается схватить ртом несуществующие листья с голого заснеженного дерева. Глаза жирафа источают тоскливый оранжевый свет, который лучами расплывается по сторонам, ноги утопают в сугробах, а туловища вовсе нет. Санки мальчика проезжают прямо под его шеей, и зверь целует ребяческое лицо теплотой электрического света, а затем остается позади. Мать и сын отдаляются и вновь прячутся в темноте.

В частном секторе, устраивают перекличку дворовые псы. Холодно. Они воют, будто плачут, навзрыд, как голодные волки, которые уже поняли, что обречены.

Поблизости все время бродит чей-то силуэт. Фигура бесплотного животного. Олениха или может быть кабарга. Все же кабарга — это становится понятно, когда животное весело, разрывая копытцем пухлый снег, подбегает ближе, но не стремится подойти, а остается во мраке, откуда с любопытством сопровождает людей угольными глазами и сверкает торчащими из под верхней губы забавными клыками.

Безумно хочется остаться, остановить движение, познакомиться со зверем, но санки продолжают неугомонно нестись вперед по ухабистой заснеженной тропинке в неизвестном направлении. Мама тянет лямку где-то впереди. Она в черном пальто, поэтому её почти не видно, и кажется, что сани едут сами собой, запряженные темнотой. Мальчик пытается закричать, попросить остановки, но из-за одежд, стянувших грудь, и шарфа, больно удавившего шею, выходит лишь нелепый всхлип, тут же съедаемый голодным ветром. Не в силах издавать звуков, ребенок разворачивается к животине, которая семенит позади саней, и начинает пристально следить за каждым её грациозным движением, за каждым кивком вытянутой головы, за каждым шагом. Зверь постепенно приближается. Наконец между ними остается всего пару метров, и человеческое дитя наивно протягивает в сторону животного маленькую ладонь с висящей на резинке варежкой, но когда до большого черного носа, забавно делающего «фыр-фыр», остается каких-нибудь несколько сантиметров, то вытянувший руку мальчик теряет равновесие и плюхается с саней в снег. Усталая мать не замечает пропажи ребенка и уносится вдаль по тропе, оставляя маленький комок тепла наедине с природой.