Каббала и бесы

Рассказывающий эту историю реб Вульф не случайно знакомится с Ливио именно в ешиве, причем тот держится обособленно от остальных и изучает Каббалу – тайную, мистическую часть Торы. Ливио явно готовится привести свою угрозу в исполнение. Он становится мастером изготовления каббалистических камей – талисманов, способных принести человеку счастье, здоровье, богатство или, наоборот, страшные несчастья. Он явно сумел «объездить» того ангела, которого, по словам самого Ливио, «приручить труднее, чем покорить мустанга».

И вот Ливио приносят весть о том, что у Боаза родился сын, вот-вот церемония его обрезания, и читатель понимает, что лучшего момента для исполнения давней угрозы подобрать и в самом деле трудно. Шехтер мастерски доводит в этом месте рассказ до крайней степени напряжения, так что читателю остается только гадать, в чем будет заключаться месть Ливио, какое именно проклятие он выберет, какое несчастье обрушит на голову своего давнего недруга.

Но весь ход дальнейших событий показывает, что, постигая Каббалу, Ливио не только научился искусству проклятия, но и обрел подлинную человечность и мудрость. Потому-то вместо проклятия он приносит Боазу камею с благословением, очевидно, будучи каким-то образом посвященным в то, что должно произойти с ребенком после обрезания (а может и являясь непосредственным виновником этого).

Нет, подаренная им камея не в силах отвести грозящую беду, ибо та уже предрешена Свыше. Но он дарует шанс на спасение в том случае, если Боаз прибегнет к помощи камеи.

Весь вопрос заключается в том, воспользуется ли Боаз этим шансом, поверит ли он в то, что «если Всевышний посылает испытание, Он дает и средства его преодолеть». И с подсказки вышедшей из операционной медсестры Малаховой Боаз наконец понимает, что именно он должен делать в то время, когда врачи борются за жизнь его сына…

Дальше все происходящее получает вроде бы естественное объяснение: гемофилии, как поначалу предполагали врачи, у младенца не оказалось, кровотечение удалось остановить. Но вот незадача: никакая медсестра по фамилии Малахова в этой больнице, оказывается, никогда не работала…

Чтобы понять, кто же такая эта самая медсестра Малахова, нужно вспомнить, что слово «малах» на иврите означает «ангел». Так что, очевидно, медсестра Малахова и есть тот самый ангел, которого сумел «приручить» Ливио. Вот только направил он этого «ручного» ангела не для мести, а во спасение…

И, осознав весь смысл происшедшего, Боаз с женой начинают свой путь возвращения к Богу, к еврейской морали и духовности, что, с точки зрения автора, и является одной из главных целей жизни каждого оторвавшегося от своих национальных и религиозных корней еврея. Таким образом, отказавшись от идеи мести, от плана проклясть Боаза (или, прокляв его, тут же вручив противоядие против проклятия), Ливио совершает куда более значительное деяние, чем наказание грешника: он добивается его исправления, духовного возрождения. И… возвращает еврейскому народу утерянного было им сына, а вместе с ним – и его семью, и многие поколения его потомков.

Но и самому Боазу тоже принадлежит немалая заслуга в том, что произошло: ведь останься он при своем примитивном атеизме, не поверь в силу камеи, как некогда не поверил в силу проклятия, и он потерял бы сына!

Любопытно, что рассказ «Пульса де-нура» заканчивается комической сценой, в которой реб Вульф гоняется за забравшимся в синагогу котом. У тех, кто хорошо знаком с еврейской литературой, при этом в памяти немедленно должна всплыть сцена из бабелевского «Заката», в которой в синагогу забирается крыса и кантор в субботу (что категорически запрещено) стреляет в нее из пистолета. А когда на него начинают сыпаться со всех сторон упреки и оскорбления, кантор отвечает: «Я договаривался молиться в синагоге, а не в кладовке с крысами!»

Сцена эта, безусловно, имеет для Бабеля знаковое значение; в сущности, она – ключ к пониманию всей пьесы, рассказывающей о закате еврейского мира, духовном и моральном падении современного писателю еврейства. И слова кантора о крысах, вне сомнения, сказаны отнюдь не про этих несимпатичных грызунов, а про прихожан синагоги.

У Шехтера вместо крысы в синагоге появляется кот – ее главный враг, прямая противоположность. И сама сцена его появления выписана не трагедийными, а именно комическими красками. И это означает, что хотя кот, как и крыса, считается в иудаизме нечистым животным, на самом деле в синагоге «Ноам алихот» все в порядке.

А пока все в порядке в израильских синагогах, все будет в порядке и в Израиле, и во всем мире, за который евреи, если верить их собственной религии, несут ответственность перед Богом. И именно отсюда – та идиллия, та легкая успокаивающая музыка, которая звучит в финале рассказа.

Левина женитьба

Рассказ замечателен прежде всего тем, что предельно точно рисует особенности образа жизни, мироощущение и психологию ортодоксальных религиозных евреев, в том числе и той их части, которая начала вести такой образ жизни уже после переезда в Израиль из бывшего СССР.