Каббалистическая астрология. Часть 3: Планеты

Часто это моменты, которые зритель-нехудожник просто не замечает: цветовые рефлексы и тени, форма бликов, повторяющая (с учетом кривизны отражающей поверхности) форму источника освещения, общая ритмика штриховки, линий рисунка и цветовой гаммы — то, что воспринимается подсознанием частями, но синтезируется им в общее настроение, впечатление, образ — словом, нечто единое что посетитель выставки и уносит с собой, часто полностью забывая марсовскую составляющую энергетики картины, то есть то, чему пытаются учить в соответствующих учебных заведениях будущих профессиональных художников. Если на картине с сильной юпитерианской энергетикой изображена в углу ваза со слегка поникшей, начавшей увядать розой, то можно быть уверенным, что этот мотив так или иначе повторится и во всех персонажах сюжета: безжизненно повисших усах пожилого отца семейства, грустно склоненной головы его дочери, выдаваемой замуж, безвольно-аморфной болтающейся кисти руки жениха, свисающей с праздничного стола, изображенного в конце ужина, поджатом хвосте собаченки, удирающей со всех ног на кухню и т. д. Аналогично этому, в уважающей себя прозе душевное состояние и вообще внутренний мир героя обязательно находит отражение в состоянии природы, пейзажах, или даже конкретном образце флоры; например, начало сильного душевного кризиса может ненавязчиво сопровождаться лирическим пейзажем такого рода:

"О, солнце, раскаленное чрез меру,
Угасни, смилуйся над бедною землей!
Мир призраков колеблет атмосферу
Дрожит весь воздух ярко-золотой.
Hад желтыми лохмотьями растений
Плывут прозрачные фигуры испарений.
Как страшен ты, костлявый мир цветов,
Сожженных венчиков, расколотых листов,
Обезображенных, обугленных головок,
Где бродит стадо божиих коровок!"
(H. Заболоцкий)

Прощание с любимым после его отказа жениться можно иллюстрировать следующим видом:

"Заковывая холодом природу,
Зима идет и руки тянет в воду.
Река дрожит и, чуя смертный час,
Уже открыть не может томных глаз,
И все ее беспомощное тело
Вдруг страшно вытянулось и оцепенело
И, еле двигая свинцовою волной,
Теперь лежит и бьется головой."
(H. Заболоцкий),

а окончательную победу главного героя повествования над внешним и внутренним злом и его успешную социализацию (получение звания генерал-майора) хорошо дать в таком антураже:

"И чтобы снова исцелился разум,
И дождь и вихрь пускай ударят разом!
Ловите молнию в большие фонари,
Руками черпайте кристальный свет зари,
И радуга, упавшая на плечи,
Пускай дома украсит человечьи."
(H. Заболоцкий).

Hо, конечно, как понимает читатель, единство произведения достигается не техническими приемами, пусть самыми тонкими и изощренными, а единством замысла, настолько сильного, что он оказывается способным целиком подчинить себе выходящее из-под пера или кисти автора творение, а иначе сущности хранители реальностей, по идее трансформируемые марсовской энергией автора, на деле незаметно подчиняют его волю себе и растаскивают его энергию на свои нужды. Так бывает, когда техники, которыми пользуется творец, хорошо им освоены, а сказать миру нечего, или есть, но мало. В результате произведение оказывается состоящим из кусков, плохо связанных друг с другом, а главное, непонятно, почему автор скомпоновал их именно так, а не иначе; при этом часто возникает ощущение произвольности фрагмента: вот он такой, а мог бы быть совсем другим, или вовсе противоположным. Например, в одной из песен известного барда строчка:

"И мне не жаль распятого Христа"

в более поздней редакции была им успешно заменена на такую:

"Мне, правда, жаль распятого Христа",

что нисколько не сказалось ни на общем смысле, ни на качестве лирического шедевра.