Кабинет-министр Артемий Петрович Волынской

Во-вторых, Волынский начал атаку против руководителя Адмиралтейской коллегии адмирала Н. Ф. Головина – сына одного из самых талантливых сподвижников Петра Ф. А. Головина. Однако Н. Ф. Головин, очевидно, не унаследовал его выдающихся способностей, сделал карьеру преимущественно в дипломатическом ведомстве, руководимом Остерманом. Оттуда он и был назначен в 1732 г. руководителем Адмиралтейской коллегии, обойдя нескольких опережавших его рангами, старшинством и заслугами адмиралов. Ф. И. Соймонов прямо называл Головина креатурой не Остермана, а Бирона. Атаке на Головина способствовал и личный конфликт Волынского с ним, вызванный тем, что Головин в 1737 г. присвоил 10 тыс. рублей, выданных Адмиралтейству Конюшенной канцелярией в счет займа, взятого ее руководителем Волынским у флотского ведомства на покупку лошадей в Башкирии. Этой некрасивой финансовой комбинации Головина способствовало отсутствие Артемия Петровича, отправленного на Немировский конгресс. В конфликт оказался вовлечен и Соймонов, заставивший Головина осенью 1737 г. вернуть деньги, но не сумевший предотвратить свою публичную ссору с адмиралом и огласку дела, дошедшего до государыни, у которой Головин едва вымолил на коленях прощение. Этот конфликт способствовал дальнейшему сближению Волынского с одним из своих главных «конфидентов» – атака на Головина была начата финансовой ревизией флотского ведомства по предложению Соймонова, заслушанному в Сенате 29 мая 1738 г. (то есть буквально в те же дни, когда Кабинет министров, при горячем участии Волынского А. П., отклонил первый шемберговский план приватизации металлургии). Подобное совпадение не позволяет представить атаку на Головина лишь следствием случайного личного конфликта, оно свидетельствует о том, что по интересам Бирона уже в мае 1738 г. был нанесен двойной удар: независимо от намерений своих противников, в случае успеха интриги он лишался не только ожидаемой прибыли от заводов, но и контроля (через Головина) над военно-морским ведомством запирающими выход в Финский залив линейными кораблями и расквартированными в самом Петербурге и Кронштадте более чем 10 000 матросов.

А. П. Волынской, конечно, не был орудием в этой интриге. Он не мог не осознавать ее последствий и не видеть явного неудовольствия Бирона. О его активной, принципиальной позиции свидетельствует и дальнейший ход интриги, которая продолжала нарастать и достигла кульминации за год до «петергофской записки», в августе 1738 года.

Созданная указом императрицы 31 мая 1738 г. (всего через два дня после рассмотрения Соймоновского предложения о флотской ревизии и вскоре после получения негативного для Бирона мнения кабинет-министров о заводах) особая комиссия о заводах, переданная 2 июня 1738 г. под управление брата фельдмаршала барона Х. В. фон Миниха пришла к выводу о целесообразности их передачи в частные руки. Но в докладе 1 августа 1738 г. она снова отвергла шемберговский вариант приватизации лапландских заводов, фактически повторив и углубив аргументацию майского доклада кабинет-министров. Это было новая победа министра Волынского, новое доказательство настойчивости проводимого им курса. Бирон снова потерпел ощутимое поражение, несмотря на то что Шемберг открыто заявлял о его поддержке (Соймонов утверждал: «…а порукою по себе написал известного герцога Курлянского графа Бирона…»). Для времени царствования Анны Иоанновны, для атмосферы постоянного страха «слова и дела», нужно было иметь поистине удивительные мужество и принципиальность для столь острой борьбы с временщиком!

Почти в то же время по позициям Бирона был нанесен и второй удар.

Флотская ревизия, начатая внезапной проверкой комиссии, состоящей из сенатора В. Я. Новосильцева, президента Ревизион-коллегии А. И. Панина и сенатского обер-прокурора Ф. И. Соймонова, выявила невозвращенные Н. Ф. Головиным в течение пяти лет займы 40 тыс. рублей у ведавших финансами подчиненных ему флотских офицеров. Даже сам Головин, жаловавшийся уже после падения А. П. Волынского на «неправедную» ревизию, признал факт заимствования им по векселям 25 000 рублей из флотских сумм. Волынской практически уже исходатайствовал у императрицы указ о предании адмирала воинскому суду. Соймонов «…тот указ у Волынского видел и думал, что на другой день он государыней подписан будет…». Но возможная отставка Головина, судя по сообщениям Соймонова, практически совпала с негативным для Бирона решением комиссии о заводах. Разъяренный фаворит, «…получа такое укорочение ему поношением…», прямо направился на приморский двор своего старого опального протеже (уже более месяца под предлогом болезни никуда не выезжавшего – и это в тяжелейший период русско-турецкой войны, когда в Очакове умирал от чумы его подчиненный, получивший в отличие от Головина адмиральский ранг еще при Петре I Н. А. Сенявин) и обещал адмиралу полную помощь и поддержку.