Кабинет-министр Артемий Волынский

Шереметев со своими драгунскими полками пока что находился в резерве, и Артемий уже начинал думать о том, как перебраться в полки Меншикова, чтобы принять самое непосредственное участие в военных действиях. Но и его дело было опасным: он с горсткой драгун то и дело переезжал от Шереметева к Меншикову, привозя то тому, то другому свежие новости и сообщения.

Ещё до прибытия царского указа Меншиков напал на шведов в Опошне, и диверсия прошла успешно: шведы не ожидали такого нападения — отошли на противоположный берег реки Ворсклы. Глубокие переправы и неготовность шведов к тому, что русские могут преодолеть и зыбкие болота, позволили направить в крепость отряд в 900 человек. Они пришли в крепость разутые и раздетые — «не токмо что платье, но и штаны ради болотных зело глубоких переправ поскидали», — но принесли в крепость свинец и порох.

Шведы готовились к отчаянной штурмовой атаке на Полтаву, когда в армию наконец прибыл Пётр.

Артемий Волынский первым донёс об этом Шереметеву. Он радовался, что теперь-то и он сможет принимать участие в деятельных атаках русского войска, но Шереметев не отпускал его от себя, и Волынскому приходилось то и дело сноситься с корпусом Меншикова.

Пётр решил, что настало время дать шведам генеральное сражение. Карл уже был достаточно измотан русскими войсками, изнурительные марши и неудачи, следующие одна за другой, настолько подорвали веру шведских солдат и даже командиров, что дезертиров из армии короля уже считали не десятками, а сотнями. Он сам оказался на положении осаждённого...

Два дня подряд Карл делал отчаянные попытки овладеть Полтавой штурмом. Но защитники крепости на площади у Спасской церкви поклялись сражаться со шведами до последней капли крови и мужественно отбили обе атаки шведов.

Связаться с крепостью оказалось настолько невозможным, что Артемий Волынский предложил остроумный трюк — он сказал Шереметеву, что приказ Келину можно отправить в ядре, посланном из пушки русских в город, и это возымело действие: Пётр понял, что только так должно связаться с осаждёнными, подать им весточку и назначить время для внезапной атаки и вылазки из крепости. Однако намеченная атака и одновременная вылазка из крепости не состоялись — начались ливневые дожди, река Ворскла вышла из берегов настолько, что даже для русских всё преодолевающих солдат переправа оказалась неосуществимой.

Планы русских были сорваны самой природой. Но для Петра, Меншикова и Шереметева это было лишь перенесение сроков генерального сражения.

Русский лагерь в момент перед битвой у Полтавы напоминал собою строительную площадку: стучали топоры, взмётывались лопаты — солдаты работали над укреплениями. Русские войска всё-таки переправились через Ворсклу, едва спала вода, и теперь русский лагерь оказался лицом к лицу со шведским.

Оба фланга русских упирались в густые леса, которые никогда не избирал для сражения Карл, в тылу — река с наведёнными мостами, и лишь перед центром русского лагеря располагалась открытая равнина. Пётр понимал, что только отсюда начнут шведы свою атаку.

Вместе с Меншиковым и Шереметевым он проверял, насколько укреплены редуты, построенные в ружейном выстреле друг от друга. Ещё четыре предполагалось выстроить поперёк наступления шведов, но только два из них оказались готовы к началу битвы.

Казалось бы, всё готово к бою. Но каким же яростным был гнев Петра, когда он узнал, что из Семёновского полка бежал к шведам унтер-офицер! Он знал неё слабые места обороны русских и, конечно, посоветует нанести удар по необстрелянным новобранцам Семёновского полка. Пётр, скрипя зубами от ярости и тряся головой от гнева, приказал переодеть солдат опытного, закалённого Новгородского полка, уже проявившего себя в сражении при Лесной, в мундиры семёновцев. Сам он, в гвардейском мундире тёмно-зелёного сукна с красными обшлагами, то и дело появлялся перед солдатами. Его офицерский шарф развевался по ветру, когда он стремительно двигался, высматривая, как скоро будут готовы редуты, как подготавливается артиллерия.

Артемий Волынский часто видел высокую фигуру Петра среди солдат, и сердце его преисполнялось преданностью царю, не щадившему себя в трудах и не желавшему оставлять поле боя. Фельдмаршал и генералитет просили его царское величество не приобщаться к баталии — Артемию сказал об этом Шереметев, — на что царь изволил ответить, чтоб ему о том более не говорили...

Накануне решающего сражения Пётр сам произвёл смотр полкам. И вечером Артемий стоял в нескольких метрах от деревенского дома, где шёл военный совет. Собрались все крупные военачальники, они разрабатывали диспозицию генерального сражения.

Странно, что Пётр почти отстранил Шереметева, фельдмаршала и главнокомандующего русскими войсками, от участия в битве. Он велел ему оставаться в резерве, прикрывать с флангов кавалерийскими полками центр сражения и бросить в него драгун только тогда, когда потребуется надёжная помощь.