Кабирия с Обводного канала (сборник)

«Ты просиш рассказать что заставило меня расстаться с первой супругой. Она предала меня. У меня был дублер с которым она связывала свои чувства. И я остался за бортом. Потом как ты знаеш я женился вторично. Я и сейчас женат. Это моя роковая ошибка одинокого ковбоя. Подруга я думаю ты не видиш много внимания от мужчин. Их нет они спились от водки и вина, а если остались до 30 лет и старше то их уже не жениш все равно потому что это мотолыги в прямом смысле. Сама подумай да разве может быть мужчина порядочным если только овдовевший по несчастью».

Садовод был мягче и лаконичней. Он присылал открытки с цветами:

«Монечка моя сладкая женщинка! С горячим к тебе приветом из города Дубоссары! Как там бьется твое золотое сердечко? Скоро ли операция? В этот солнечный праздник я от всей души желаю тебе ЛЮБВИ а главное ДОЛГИХ ЛЕТ жизни! Короче как говорят в наших местах, не спеши нам еще рано нюхать корни сирени!»

Письма она показывала мне с восторгом.

Спрашивала про одного:

– Как, по-твоему, он меня любит?

Спрашивала про другого:

– Как, по-твоему, он меня любит?

А я спрашивала ее:

– Неужели у тебя везде-везде поменялась кожа и слизистые? Неужели у тебя теперь все новенькое?

И она отвечала:

– Все-все. Новенькое-преновенькое. И т а м, кстати сказать, тоже. Я теперь прямо как девочка! – И, зажимая нос, давилась беззвучным смехом.

Осенью ее поместили в пульмонологический центр готовить к операции. А через месяц вдруг выписали со странными, взаимоисключающими рекомендациями: соблюдать строжайший постельный режим и – эскулапово иезуитство! – «санировать ротовую полость». Операция откладывалась на неопределенный срок.

Состояние Моньки ухудшалось. Наконец оно сделалось крайним, то есть уж настолько тяжелым, что она согласилась перевезти себя к родительнице.

Гертруда Борисовна в те поры жила на Садовой, недалеко от кинотеатра «Рекорд».

Трудно даже представить, как на нее подействовала эта доставка тела на дом. Она, всю жизнь бегавшая от самых махоньких, едва заметных проявлений смерти, оказалась приперта полутрупом к стенке, причем – на тебе! – в своей же квартире. И никуда не денешься!

Полутруп синел, хрипел, поминутно плевался кровью и назавтра вполне обещал стать трупом. О лечении зубов не могло идти речи. Раймонда не выдержала бы даже вида зубоврачебного кресла, не говоря уж о том, что она на сей раз – при всем желании – не могла бы нарушить постельный режим.

Правда, она кое-как подползала к окну, распахивала его и, на вскрики мамаши не обращая внимания, криво хватала ртом осенний воздух.

Она звонила мне:

– Ты знаешь, я буквально задыхаюсь... Что бы это значило?..

В ее шепоте звучало приглашение совместно разгадать захватывающую дух тайну. Я, думая о неисправности телефона, машинально щелкала по трубке. Но телефон был в порядке. Не в порядке был голос Раймонды. Он звучал как с того света.

– Я сегодня всю ночь не спала, – шептала она, – думала, задохнусь... Потом забылась на часочек, просыпаюсь – вся в поту... Понимаешь, такое чувство, как после этого... – Она взрывалась кашлем. – Ну, этого... Я же все-таки женщина! – возмущенно заканчивала она и снова кашляла. – Я так не могу...

Наконец в больнице, откуда отфутболили Раймонду, удалось найти человека, который разъяснил картину. Он сказал мне: так вы же прочитайте ее диагноз. И ткнул пальцем в бумажку. Он ткнул в одно неразборчивое словцо, незаметно затерявшееся в густом кишении мелких каракулей.

– Ну так что? – спросила я.

– Так это же рак вилочковой железы, – сказал врач, – один случай на миллион населения. А у нее, – добавил он, – вот, все же написано: с голову ребенка.

Как смог туда проникнуть рак, в этот запертый объем, где загнанным зверем взламывало ребра готовое лопнуть сердце? Туда, где в чудовищной давильне разбухших легких еле-еле пробивалась тончайшая струйка дыхания? Туда, в грудь, к которой эскулапы приникали ушами, глазами, перстами, приборами – каждодневно?

Или Господь Бог, словно кухарка, раздраженная живучестью полудохлой мухи, схватил первое потяжелей, что попалось под руку, – и хрясь!.. Чтоб уж наверняка... Да не перебор ли это?!