Каблуков

Сценарий был про юродивенького. Инвалид третьей группы, нет сорока, кривоватый, косоватый, все время улыбается, все время невпопад. Работает в библиотечном коллекторе - а какой в этом городке может быть коллектор? Районная библиотека, да десяток школьных, да в двух техникумах. Место как будто нарочно для него подобрали, из жалости, тридцать рублей зарплата. Поступающие книги разносит по местам самолично, тащится по улицам с холщовым мешком за плечами. И всегда просит оплатить труды по доставке, хоть пятьдесят копеек дать, а нет, так хоть гривенник - очень настойчиво, заглядывает в руку, тут же на глазах жадно пересчитывает. Живет с матерью в деревянном домишке на окраине. Читает все без разбора. Однажды натыкается на "Библию для верующих и неверующих" Зенона Косидовского: приблизительное изложение ветхо- и новозаветных событий с неизменным припевом "кто из здравомыслящих людей может этому поверить?". Герой получает первичные представления о Священном Писании, исковерканные, фальсифицированные, - он хочет свести концы с концами, что-то сходится, но больше наоборот, он взволнован.

Эту часть Шахов написал эмоционально, однако пластически она вышла никакая - пустая и беспомощная. Как он представлял себе снять переживания актера, непонятно. Даже если бы сам Смоктуновский сыграл на отходах роли князя Мышкина, ну сколько бы это заняло экранного времени? Ну минуту, ну плюс метания по улицам с элементами безумия - еще две. Видимо, об этом говорили все читавшие, потому что до меня сценарий дошел с прицепленной на скрепку в этом месте страничкой, написанной от руки. Шахов выбрал самый неприемлемый путь исправления - видений: библейские и евангельские персонажи оживали и полупризрачно слонялись по городу, то там то здесь попадаясь на глаза реальным горожанам.

Так или иначе, пусть не убедительно, не конкретно и просто не вещественно, а только авторским заявлением, с героем происходит переворот. Он начинает приставать с рассказами о божественной истории к каждому встречному-поперечному. К матери, к соседям, к библиотекарше Люсе, к продавцам в продуктовом магазине, к детям, играющим в хоккей, к милиционеру и вокзальной кассирше. Из намеренно неточных сообщений книги, из его собственных домыслов и галлюцинаций возникает сумбурная проповедь, напоминающая одновременно элементарный катехизис, сказку и бред. Кто-то, видя такую его заинтересованность, приносит ему уже настоящую Библию - без обложки, с растрепанными и рваными страницами, но цельную, от Сотворения мира до Апокалипсиса.

Отныне герой внутренне затихает, успокаивается. Часами, днем и ночью, он переписывает текст на бланки устаревших ведомостей, на оберточную бумагу, на поля газет. Доставляя по месту назначения книги из коллектора, он присовокупляет к ним эти сложенные в несколько раз листочки, в каждый из которых завернута копеечка, пятачок, гривенник. В его сознании мать богородица, Люся - Мария Магдалина, сам он - христосик. Достаточно достоверно превращаются в апостолов, мытарей, римлян, фарисеев те, кого он таковыми видит. Мальчишки, ловящие с моста уклейку, с удовольствием подыгрывают в качестве Петра, Иоанна, Иакова. Хватает жен-мироносиц, городской сапожник еврей Моисей признается, что изучал в детстве Тору, выпускник пединститута, работающий инструктором горсовета, худо-бедно тянет на царя Давида. Грузчик, постоянно доставляемый в вытрезвитель и потому постоянно остриженный наголо, напрашивается на роль судьи Самсона. Женщина, зарезавшая пристававшего к ней соседа, восклицает на процессе: "Я Юдифь!" И так далее вплоть до малозаметных персонажей, участвующих в малозаметных эпизодах, которые сами собой подверстываются под ход священной истории.

Однажды герой пропадает. Поиски занимают немного времени: дюжина ребятишек приходит в милицию с повинной. Ведут в ближний лес, к телу, из одной только шкоды привязанному ими к сосне, изъеденному мошкой и муравьями до неузнаваемости. На короткое время смерть смягчает жестокость, пронизывающую город уже неощутимо для самих жителей. Кто-то отказывается бездумно повторять привычный грех и порок, кто-то оказывает другому небольшую услугу в небольшой ущерб себе. Вскоре, однако, все приходит в прежнюю норму. Люся, не очень и таясь от мужа, спит с инструктором горсовета. "Самсон" пьет из цистерны спирт, в приступе белой горячки выдергивает тормозные колодки и устраивает крушение. "Юдифь" уже в колонии забивает насмерть соседку по нарам. Но и делая это, в какую-то секунду каждый из них непроизвольно оглядывается, как будто чувствует сзади чей-то взгляд.