Каблуков

Вечером общий шашлык, с вином и водкой. Присутствие девушки делает четверых мужчин каждого в свою меру, острыми и куртуазными. Максим время от времени наблюдает за остальными с иронической улыбкой. Айвар включает радио, ловит музыкальную станцию, Лиза по очереди со всеми танцует. У каждого своя манера: видно, что Штольц опытный танцор, "ведет" уверенно, Айвар по-школьному, но не без романтичности, Молотков - крепко держа, строго придерживаясь ритма. Вайнтрауб неловок, да и заметно, что ему вообще неловко, он делает вид, что отпускает партнершу выводить свою партию, пока он будет вести свою, но его движения примитивны, и, чтобы "исправить положение", он делает несколько шагов словно бы ожидаемого от него фрейлахса. Молотков, уже перепивший, начинает отпускать скабрезности, сальные анекдоты, Штольц просит переводить и неожиданно вступает с ним в соревнование. Лиза делает знак Максиму, они уходят в темноту; когда влезают в палатку, он спрашивает: "И кто же был самый-самый?" "Конечно, еврей". "Ну еще бы. А почему?" "Потому что не умеет". "И что хорошего?" "То, что это уметь, - тоска и скука. Было бы что. И то, что не умеет единственный из всех".

Назавтра Вайнтрауб уже от основной группы не откалывается, но Лиза, выйдя на пляж с Максимом, почти сразу подходит к ним и предлагает ему пройтись вдоль моря. Он отказывается, сперва мягко - что хотел бы побыть в компании, скоро ведь всем разъезжаться, потом жестче - что не в настроении, сегодня не расположен, но ее настойчивость, трудно объяснимая, превозмогает. Они удаляются, и с первых же шагов она берет в разговоре высокую - так что ее слова первоначально звучат наивно и смешно - ноту: "Ну, там у вас в Иерусалиме должны знать: в чем суть этого миропорядка?" "Нет, не знают". "Не может быть! Кто-то точно знает. Но и каждый - хоть что-то, чего не знают ни в каком другом месте. Вы, например". "Нет". "Хорошо. А в Саласпилсе?" "Там меньше, чем где бы то ни было". "А в погребе?" "В погребе главное - куда мочиться и испражняться и на какой день те, кто укрыл, откажутся это ведро выносить". "Адам - животное". "Адам - животное, Авраам - животное, Моисей-животное. Все". "Для того, чтобы выжить, как Адам, Авраам и Моисей?" "Нет. Просто для того, чтобы выжить. Даже не инстинкт, а как мочиться и испражняться. Физиология". "И Иисус?" "На кресте, наверно, да. Отчасти". "И в этом суть миропорядка?" "Нет". "Тогда в чем?" "Не знаю. В Иерусалиме. В Саласпилсе. В том месте, куда человек попадает". "На брошенной военной базе? На пикнике с танцами?" "Если туда как следует попасть". "Вы попали?" "Нет". "А я?" "Откуда мне знать?" "Во мне четверть еврейской крови". "Какое это имеет значение?" "Такое, что я узнала, что вы мне не чужой". "Чепуха. Экзальтация. Почему бы не вообразить?" "От пресыщенности - да? "Мерседес", испанские консервированные устрицы и "Дон Периньон" в переносном холодильнике, се-се-секс и со-со-солнце. Вы думаете, от этого?" "Что вам от меня нужно, барышня?" "Ничего. От вас - ничего. Но от кого-то нужно. Я подумала, что, может быть, от вас". "Поворачиваем обратно. Мне все это не нравится". "Боитесь. Евреи всегда боятся". "Им есть чего". "Я просто хочу кое-что от вас узнать". "Вы же видите, не получается. Пошли назад, барышня". "Елизавета". "Пошли назад, Элишева".