Кабул на военном положении

– Товарищ Элиас! Ты знаешь мое уважение и дружеское расположение к тебе. Постарайся понять: дело не только в Наталье, но и в нас... Если она заговорит, афганцы отшатнутся от правительства моей страны. А кто будет расхлебывать кашу? Ты и я. Но ты-то можешь вернуться в Грецию, в худшем случае тебе будет запрещен въезд в Советский Союз. А вот меня отзовут в Москву и отдадут под трибунал: им понадобится козел отпущения. Хотя бы для того, чтобы можно было сказать афганцам, что у разведслужб вышла осечка. Приедет какой-нибудь министр, принесет Наджибулле извинения, меня расстреляют, и все вернется на круги своя...

– Значит, ее нужно спасти! – возопил Элиас Маврос. Сидевший в тени Гончаров покачал головой.

– Нужно было бы. Но сделать это невозможно, не выдав себя с головой. И тогда станет совсем уж скверно, потому что оба мы окажемся в Пул-э-Шарки... Отнюдь не для того, чтобы развлекаться там светскою беседой!

Элиас Маврос обхватил голову руками. Он понимал, что советский коллега прав. У них в руках оказалась граната с выдернутой чекой. Но в то же время, внемля громкому голосу чувств, он не мог махнуть на все рукой и сесть в первый самолет, вылетающий в Новый Дели. Он поднял голову.

– Воздушный мост между Москвой и Ташкентом по-прежнему действует?

– Да. А в чем дело?

– А если удастся вытащить их оттуда и посадить в первый же самолет, прежде чем из них выжмут признания? Можно ведь что-то придумать, и улик никаких не останется...

Офицер КГБ насмешливо усмехнулся.

– А что, у тебя найдется несколько танков, товарищ? Элиас Маврос пожал плечами.

– Нет, но у меня есть идеи и доверие многих людей из местных.

– Ты засветишься или того хуже!

Старый активист Коминформа махнул рукой: а, была не была! В шестьдесят восемь лет это не имело никакого значения... К тому же, сердце ему согревала мысль, что он может оказать последнюю услугу Советскому Союзу, хотя бы подвергаясь огромной опасности. Он встал с места.

– Нельзя терять времени! решительно бросил Маврос. – Наведи справки о движении по воздушному мосту. Когда взлетают "Илы"?

– Зависит от погоды. Как правило, в первые послеполуденные часы.

– Ты мог бы дать мне одну из посольских машин?

– Нет.

Коротко и ясно!

Элиас Маврос встрепенулся и пошел к дверям. Гончаров окликнул его:

– У тебя есть идея?

– Есть!

– Какая?

На лице старого грека мелькнула столь характерная для него насмешливая улыбка.

– Скажу тебе при условии, что ты не откажешься помочь мне, азиз рафик!..

* * *

Малко казалось, будто он уже мертв, и в то же время – будто в кожу ему впивалось бесчисленное множество игл. Вот уже в течение трех часов его держали, обвязав веревкой, в большом чане ледяной воды, посреди крошечного дворика в углублении здания, где помещались камеры и допросные помещения. Тело его остыло, вероятно, до 30 градусов, так что временами он впадал в какое-то беспамятство, полностью лишаясь способности мыслить связно. У него было одно желание: чтобы муки его прекратились. До него смутно доносился разговор рядом с ним, потом в ухо ему крикнули:

– Какое у тебя было задание в Кабуле?

Даже если бы он хотел ответить, он не мог бы пошевелить губами. Послышалось недолгое перешептывание, и веревка, не дававшая ему утонуть, натянулась. Прикосновение холодного воздуха к коже показалось ему теплом, а когда его принялись растирать жесткой холстиной, он закричал от боли.

Малко был сломлен. Он двигался, как во сне, когда его ввели в комнату, показавшуюся ему нестерпимо жаркой, растерли другим, подогретым, полотенцем и одели. Затем ему насильно влили в рот крепчайшую водку. После этого он с усилием открыл глаза и увидел довольно просторное помещение, одна из стен которого была увешана жуткими орудиями пытки: свитыми из железной проволоки жгутами, дубинками, резиновыми бичами. Раздался вопль. Он оглянулся.

Двое держали человека, прижимая ему плашмя ладони к стене, и деревянной дубинкой били ему по пальцам, поочередно раздробляя на них суставы.

Малко не успел выразить свое негодование. Его уже подталкивали в спину, перегоняя в другую комнату, нечто вроде железной клетки размером два на три метра, обложенной по сторонам листовым железом. Дверь за ним затворилась и настала мертвая тишина – вопли истязуемого сюда не проникали. Он огляделся. В клетушке стоял металлический стул и столик, на котором помещалось нечто, напоминавшее пишущую машинку, от которой тянулись электрические провода.

Двое подручных полковника Тафика привязали Малко к стулу, прикрепили металлический зажим к левой груди, второй – к ноздре, а третий – к мочке уха.

Электроды! Один из палачей схватил его за щиколотки и с силой прижал ему ступни к мокрому полу. Полковник Тафик стал перед ним.

– Здесь никто не услышит твоих криков. Спешить нам некуда. Что тебе поручили делать в Кабуле?