Качалов

Царь Петр лупил своей дубинкой

По крепким спинам и по хрупким спинкам

Своих сподвижников, друзей и нежных жен.

Дубинкою Петра сам Пушкин восхищен,

Дубинкой Петр свои вершил реформы.

Два века пронеслись — и изменились формы,

Но неизменною осталась суть.

И эта суть указывает путь

Тебе, Великий Константин

(Таков тебе дается нами чин).

Суть в том, что ныне Константину

Пришла пора вручить дубину,

Как некогда пришла пора

Такая ж для Великого Петра,

И придрались мы к именинам,

Чтобы поздравить Константина,

И ничего нужней и лучше трости

Простой — увы! — не из слоновой кости —

Придумать не могли.

Внемли же нам, внемли,

Внемли невольным рифмам к «трости»:

Случайные ль мы в этом мире гости?

Живем лишь для того, чтоб наши кости

В свой час истлели на погосте,

Иль есть нетленное и вечное у нас

И загорается в свой час.

О, пусть часы такие будут чаще,

Пусть не погаснет свет в дремучей чаще!

Свети же нам! Веди нас к свету,

Веди, зови, буди, гони! Не по секрету,

А вслух скажу, что палка нам нужна,

Под палку просится актерская спина.

Иисус Христос гнал торгашей из храма.

Гони и ты из нас проснувшегося хама,

Гони и беспощадно бей

Во имя лучших дней!

Прими же трость, как символ, как эмблему,

Наш Константин, его система!

Актриса Мария Петровна Лилина — жена Станиславского — в день своих именин тоже получила от Василия Ивановича шутливые строки:

Глубоко, спокойно и ровно

Люблю я вас, Мария Петровна!

Поэтесса А. А. Ахматова, актриса О. Л. Книппер-Чехова, адвокат С. М. Зарудный, доктор К. К. Ивенсен, лечивший Качалова, — всех не перечесть — получали от него юмористические послания по тому или иному поводу, а то и без всякого повода. Уж очень любил шутку Василий Иванович, любил смех, любил доставлять другим возможность повеселиться.

Сердце его было и богатым и щедрым!

ЧУДЕСА ПЕРЕВОПЛОЩЕНИЯ

У нас, шумящих листьев, есть голоса в ответ бурям.

Но кто ты — такой молчаливый? —

Я только цветок…

Рабиндранат Тагор

Плутарх с мудрой усмешкой говорил о древних историках, которые все, что находилось за пределами их знаний, оттесняли к краям карты. А на полях отмечали: «Пустыня и мрак», или: «Скифские морозы», или: «Безводные пески и дикие звери».

Биограф может кое-что упустить в жизнеописании великого человека, не опасаясь, что его уподобят невежественному историку древности. Ведь для создания портрета не обязательно выписывать все детали. Некоторые черты могут оставаться за рамкой, однако выразительность портрета от этого не нарушится. И пробелы в биографии не равнозначны «пустыням и мраку», если достаточно обрисован характер героя.

Художественный театр был самым главным, самым дорогим в жизни Качалова. Ему он отдавал все силы души. Каждый год он создавал два, а случалось, три новых сценических образа.

Список его ролей значителен, хотя гораздо меньше, чем у иного провинциального актера, который по доброй воле или по вине обстоятельств без устали штампует своих героев.

Чацкий в «Горе от ума» Грибоедова. Бранд в одноименной пьесе Ибсена. Карено в пьесе Гамсуна «У врат царства». Анатема — герой пьесы Л. Андреева. Иван Карамазов в «Братьях Карамазовых» Достоевского. Каренин в «Живом трупе» Л. Толстого…

Вот далеко не полный перечень образов, созданных Качаловым в предреволюционное время. Его сценическое наследие того периода богато, оно стало предметом специальных исследований, монографий и даже темой научных дипломных работ и диссертаций.