Качели Ангела

– Лида? – прошептал Василий.

Но никого уже перед ним не было. Он выбежал из кузницы и огляделся. Далеко, за деревней, на самом горизонте, где золотое поле сливалось с голубой полоской неба шли по тропинке двое – нищенка и мальчик лет десяти.

Страшная ночь на сеновале

На сеновале было прохладно и пахло свежим сеном, вчера только сложили под крышу пахучие, разноцветные охапки трав, впитавшие в себя тепло солнца и аромат бескрайних лугов, что раскинулись за деревней до самого горизонта.

Ребятишки лежали вповалку на сене, пятеро веснушчатых, курносых мордочек, с выгоревшими на солнце белёсыми прядями в вихрах – мальчишки десяти, двенадцати лет. Днём они работали почти наравне со взрослыми и в поле, и в огороде, и на конюшне, а когда опустилась вечерняя прохлада, искупавшись в речке, пришли они на сеновал к Саньке, вместе то веселее, да и жарко в избе, народу полно – крестьянские семьи велики. У Максимки вон в одной избе сразу три зыбки качают, мамка народила Анютку, да у старших сыновей жёны уже народили, вот и качают свекровь, да две снохи одновременно, а уж как реветь примутся разом три младенца, вот тут уж веселье.

А на сеновале у Саньки благодать, тишина да покой. То вон сверчок где-то в углу затрещит под самой крышей, то в лесу филин заухает, лес-то недалёко, вон прямо за околицей, то ветер ночной зашелестит, задувая в щели меж досок и навевая сладкие сны. Хорошо одним словом.

А что в темноте ночью делать как не страшные истории рассказывать? Да ничего, конечно. А уж историй-то мальчишки знают уйму. Кто на что горазд. Вспоминают, что от маменьки иль от тяти слыхали, да и от себя маненько ещё, конечно, добавят, как без того.

– От тяти я слыхал, – это Павлушка голос подал, – Как однажды поехал он на ярмарку, да припозднился, и домой-то уж затемно возвращался. И вот едет он мимо озера, того как раз, где мы с вами рыбачили давеча, и вдруг лошадь-то к-а-а-к встанет, и ни с места! Что делать? Он её и так и сяк понукает, ну ни в какую. И вдруг из-за дерева выходит старичок, такой невысокий, сам с бородой и с посохом, будто за грибами пошёл, это ночью-то! Ну тятя удивился, конечно, что за дед такой, а сам говорит, мол, вот лошадь встала и ни в какую, сам не пойму что это с ней, всегда такая покладистая. А старичок тот хитро так глянул, и отвечает, мол, пока я не разрешу, никуда твоя лошадь не пойдёт.

Тятя тут и смекнул, что старичок непростой. А что, если леший это сам? Только он так подумал, как старичок засмеялся и говорит: «Угадал ты, узнал меня, ну коли так, так езжай себе дальше», и как свистнет, так что у тяти уши заложило. Лошадь сразу с места рванула, так и неслась галопом, пока до избы не донесла. У плетня только встала резко, как вкопанная.

– Это что! Ерунда, – важно начал Мишка, – Вот я вам что расскажу, упадёте. Как-то раз вышел я ночью по нужде. Чего смеётесь-то? Не об этом буду сказывать. Так вот, дело сделал, только в избу хотел обратно пойти, как вижу в бане окошко светится, ровно там есть кто. Мне страшно, но я решил посмотреть, кто это там? А вдруг пожар, вечером-то баня топлена была. Я потихоньку туда, в окошечко заглянул, прежде чем войти, а там… На лавке банница сидит и моется!

– Да ладно тебе заливать – банница! Скажешь тоже. Небось приснилось тебе всё.

– Сам ты приснилось! Щас как дам в нос! Я говорю вам – банница, самая настоящая. Или не знаете, что после двенадцати нельзя в баню ходить? Она на кикимору похожа, тощая такая, волосы косматые до самых пят распустила, рядом на скамейке лоханка стоит и она из неё плещется, поливает на себя ковшом. А потом у меня под ногой ветка хрустнула, она как зыркнет на меня, я как дал дёру. Пока в избу не забежал, не останавливался. Мамке утром рассказал, а она ещё и отругала, что мол нечего было идти.

– А моя бабушка русалку видела на нашей речке, – раздался из темноты голос Саньки, – Пошла бабушка бельё стирать. Всё перестирала, полощет уже, как слышит всплеск такой в камышах, ну словно как рыба плещется, только больно большая, да так сильно по воде ударила, что бабушка от неожиданности и половик-то в воду уронила, ну расстроилась, конечно, плюнула даже. А из реки вдруг рука показалась и половичок тот ей протягивает. Бабушка испужалась, закричала, а из воды как вынырнет девушка, волосы длинные, а вместо ног-то хвост! Захохотала она над бабушкой, что та струсила, бросила половик на мостки, а сама хвостом махнула, и в воду ушла. Там глубина у мостков знаешь какая, у-у-у! И река в том месте широкая, вон пароходы даже по ней ходят.