Качели. Конфликт элит - или развал России?

Глядя на «карту предмета», я, как исследователь, могу наметить маршрут для своей «исследовательской экспедиции». А уж как я его намечу… Волюнтаристски или получив задание… Исходя из опыта предшественников или из своей внутренней мотивации… Опираясь на некую целесообразность или «методом тыка»… Это уже вторично. Главное — иметь карту предмета. То есть «расковырять» этот самый предмет, выявить его внутреннюю структуру. Не выявишь — как будешь соединять предмет с методом?

Ну, хорошо, ты создал карту. Карту чего? Карту некоторой территории. Как ты можешь ее создать? Известно как… Только проведя границу и заявив, что то, что находится внутри границы, картографируется. А остальное — нет.

А теперь представим себе, что есть страна. У страны есть государственная граница. Ты решил картографировать то, что находится внутри границы. Сделал карту. Увидел на карте крупную реку. И решил, что прежде всего ее надо исследовать. И тут выясняется, что река берет истоки за пределами страны, впадает в океан тоже за ее пределами и имеет несколько притоков, без которых ее бессмысленно изучать, но каждый из которых тоже существенно расположен за пределами страны. Что ты дальше должен делать? Переделывать карту? Но что-нибудь существенное всегда окажется за границей, как ее ни проводи. То есть за так называемыми предметными рамками.

Значит, есть предмет, рамка, метод… И нечто существенное, оказавшееся за предметными рамками. Назовем это существенное «контекст». Слово взято из филологии. Есть текст, но есть и то, что находится за пределами текста, но без чего текст понять просто невозможно.

Сейчас такое — находящееся за пределами предмета, но неотчуждаемое от него — содержание все чаще называют контекстом даже тогда, когда речь идет не о филологическом содержании, а о любом другом.

Итак, наш предмет — элита. Но можем ли мы рассматривать элиту, не соотнося ее с обществом? С другой стороны, элита — это часть общества. Но специфическая часть. Если мы проигнорируем специфичность и просто начнем рассматривать вместо элиты все общество, подменяя один метод другим (социологию элит — общей социологией), то мы ничего существенного не узнаем.

А если мы проигнорируем общество, не введем его в рассмотрение хотя бы как контекст, то во что превратится наша социология элит? В выхолощенный манускрипт, посвященный паноптикуму. В лучшем случае — в нечто наподобие «Жизни животных» Брэма. А то, глядишь, мы скатимся и до рубрики из журнала «Крокодил» эпохи Леонида Ильича Брежнева. Тогда это, кажется, называлось «Их нравы».

То есть учет «зарамочного» содержания должен быть особым — контекстуальным. Ты не имеешь права безответственно расширять предметные рамки. Но ты в той же степени не имеешь права оставаться только в этих рамках. Потому что в этом случае из предмета испарится живая суть. А ты окажешься нео-Паганелем, ковыряющимся в элитном гербарии.

Безответственный выход за рамки изымает из исследования серьезность и превращает его в политическую публицистику с претензией на интеллектуализм. А то и в конспирологию. Игнорирование контекста изымает из предмета… ну, не знаю, как сказать… актуальность… жизненность… драматизм… В любом случае, серьезность превращается в «серьезничанье». А предмет как-то странно скукоживается, попав в объятия абсолютно несовместимого с ним псевдоакадемизма.

Описываемые мною альтернативы отнюдь не высосаны из пальца. Я читал массу работ, в которых все губил или один, или другой из вышеуказанных недостатков. Что до меня, то по мне уж лучше публицистика, чем академизм. Потому что академизм в сочетании с таким предметом, как элита, уже не просто ущербен… Он страшно комичен в своих потугах на непроницаемую стерилизованную серьезность.

Итак, предмет и метод… Структуризация предмета… Очерчивание рамок… Учет «зарамочной» сферы (контекста)… Специальная технология работы с этим самым контекстом… Только в этом случае есть надежда на серьезный и одновременно невыморочный результат. Слабая надежда, не более…

Предмет должен тем самым приобрести свое «субпредметное» и «суперпредметное» содержание.

Субпредметное содержание связано с тонкой структурой предмета.

Суперпредметное содержание связано с давлением на предмет инопредметного, но важного материала. Очень часто суперпредметное содержание помогает раскрыть субпредметное и наоборот.

Я пока что сознательно излагал лишь то, что в принципе разделяется если не всеми, то очень и очень многими. И лишь теперь могу что-то сказать о своем видении подобной суб- и суперпредметности.

Мне кажется, что для сопряжения суб- и супер- нужно что-то третье. Какой-то фокус, эйдос, точка, где суб- это супер-, а супер— это суб-. Я не хочу доказывать этого. В конце концов, я вправе просто ткнуть пальцем в любую точку на карте предмета и сказать, что пойду туда. Но я хочу сказать нечто большее, хотя и абсолютно необязательное.