Таким образом, конфликты четвертого ранга — это конфликты между кланами внутри самой госбезопасности. Именно эти кланы стали конфликтовать сразу после 1993 года, расшатывая изнутри элитный консенсус ельцинской эпохи.
Кто-то возразит, что данные конфликты не расшатывали, а укрепляли ельцинскую систему. Что сам же Ельцин и организовывал эти конфликты, видя в такой «конфликтизации элиты» единственную возможность политически выжить. В чем-то это справедливо, но не до конца. Да, есть такой метод «сдержек и противовесов». Властитель может применять его в условиях невозможности справиться с консолидированной элитой («консолидируешь ее, а она того… меня же, понимаешь, и скинет»). Да, этот метод управления называется «византийским». Да, Ельцин был мастером «византийской» политики.
Но, чтобы показать уязвимость тезиса («это начальник всех так "разводит"»), спрошу: «А своих дочерей Татьяну и Елену в 1998 году сам Ельцин «разводил»? Чтобы выжить?» Татьяну и Елену «развела» элита. И много кого еще она «развела». Ельцин же, допустив вторжение «игрового вируса» в ядро своей системы (обычную семью, а не «Семью»), потерял контроль над ситуацией.
Для того, чтобы «разводить», нужно иметь «полноценный игровой субъект», находящийся в состоянии абсолютной консолидации. Когда раскалывается и этот субъект, власть рушится.
Царь «разводит» элиту… А элита — царя… Его «святая святых». Чтобы ощутить соотношение прямого и обратного процесса, нужно заниматься бэкграундами. Этими самыми «what is».
Итак, в плане элитного бэкграунда ельцинская потеха под названием «лицом в снег» ознаменовала собой конфликт между Пятым управлением КГБ СССР (идеологическая контрразведка) и Третьим Главным управлением КГБ СССР (военная контрразведка).
Если кто-то может вообразить, что содержанием этого конфликта были проблемы, связанные с демократией и иными способами политического устройства, то этот «кто-то» крайне наивен. Личная информация позволяет автору утверждать, что, как минимум, кое-кто из участников конфликта имел к другим участникам и претензии совсем иного рода. В том числе столь важные, как «коварство» в вопросе о разделе агентурных сетей.
Этот вопрос всегда стоит остро. Но в момент, когда страна переходит к открытости и новым экономическим отношениям, острота вопроса такова, что просто зашкаливает. У зарубежной агентуры на счетах находятся деньги. Это те самые деньги, которые должны в момент приватизации стать источником первоначального накопления. Результат первоначального накопления определит место в будущей элите тех или иных персон и кланов. И в такой судьбоносный момент из-под носа уводят ключевого агента!
Да тут не просто «лицом в снег» положат! Тут живьем зажарят на сковородке — и съедят! Так-то вот.
Конфликты четвертого ранга протекали не только в госбезопасности, но и в армии. Одним из таких конфликтов (опять-таки втянувшим в себя и кланы госбезопасности) был, например, конфликт вокруг продажи истребителей «МиГ-29» в Малайзию. Воевали кланы внутри ГРУ. Аналогичным способом сходные кланы воевали в ходе эпизода под названием «Армянгейт», который я подробно разобрал в книге «Слабость силы».
Разумеется, указанные (и в целом все же обсуждавшиеся) элитные индикаторы не являлись достаточными для правильного описания весьма сложных разграничений. Однако спецслужбистская специфика ельцинизма была настолько ясна, что называть ельцинский режим «либеральным», а его преемника «чекистским», могли только очень странные (предвзятые и абсолютно непрофессиональные) исследователи. Но они-то и преобладали.
На самом деле, теория конфликта позволяет сделать утверждение, согласно которому «чекизм», представьте себе, сформировался еще в недрах ельцинской системы. А по сути представляет собой явление, имеющее особый советский элитный генезис.
Путин как персонаж (индивидуум) мог относиться к Ельцину как к персонажу (индивидууму) любым из возможных способов. Он мог его почитать или ненавидеть. А также трезво разграничивать в нем разного рода плюсы и минусы. Но Путин как феномен (политик) мог отнестись к Ельцину как к феномену (политику) только через опосредование. А опосредующим началом для политика является политический класс.
Путин мог унаследовать ельцинский политический класс или начать его глубокую трансформацию.
Расстановка людей из команды Путина (так называемых «ленинградцев» или конкретных представителей госбезопасности, с которыми Путин был связан личными и корпоративными связями) не являлась трансформацией, она ничего не меняла в качестве самого политического класса. Из класса убиралось несколько человек (Гусинский, Березовский, Ходорковский и так далее). В него встраивалось несколько десятков новых людей. Эти десятки людей тянули за собой… ну, предположим, первые сотни или даже тысячи (цепная социальная реакция по принципу «бабка за дедку, дедка за репку…»).