Качели. Конфликт элит - или развал России?

Кстати, пример клуба военных переводчиков не только подтверждает, но и дополняет мое рассуждение. Потому что не хочет этот клуб быть только клубом, в котором собираются люди, объединенные по профессиональному признаку или по признаку знакомства друг с другом со времени обучения в одном вузе. У нас клуб военных переводчиков хочет быть не клубом переводчиков, а центром интеллектуальной жизни, интеллектуальной борьбы и всего прочего. То есть он сразу выходит за свои обычные имманентные пределы. И это свойство структур, порождаемых нашим обществом. Они всегда не будут узко нацелены. И никогда не захотят находиться в узких рамках так называемого гражданского общества.

Может быть, это и плохо. Но это так. А точнее, это и не плохо, и не хорошо. Это специфично. И отражает одновременно как специфичность нашей культуры (у любой культуры есть специфичность, но русская специфичность — это чуть-чуть другое), так и специфичность нашей ситуации.

Итак, чекизм — это не клуб ветеранов «Альфы» или бывших работников госбезопасности. Но и не клуб действующих работников госбезопасности (например, бывших выпускников такого-то вуза). Многие коды идентификации так называемого чекистского сообщества (если оно есть) будут строиться на профессиональной специфике и общих знакомствах по роду деятельности и факту совместного обучения. Многие, но не все.

Соответственно, мы можем говорить о существовании чекизма в узком и широком смысле слова (рис. 29).

Рис. 29

Существование чекизма в узком смысле слова не вызывает сомнений. Но и интереса у нас тоже не вызывает. Нас интересует существование чекизма в широком смысле этого слова. А оно-то не может быть ни доказано, ни обсуждено вне сопряжения существования как такового со смыслом и ситуацией.

Тот, кто начнет рассматривать чекизм в узком смысле слова, уподобится Паганелю, охотящемуся за бабочками. Он охотится себе и охотится. А к нему, видите ли, пристают и спрашивают: «А в чем смысл бабочек?» В ответ Паганель начнет перечислять морфологические особенности бабочек. А если вы его прервете и скажете: «Да меня смысл интересует, а не морфология!» — он просто обидится и прекратит разговор. А вас сочтет придурком. Неохота вам ловить бабочек, классифицировать крылышки. Вот вы и апеллируете к какому-то смыслу.

Теперь представьте себе, что ваш собеседник не Паганель, а специалист по каким-нибудь экзотическим культам, в которых бабочка является системообразующим символом. Он-то ведь не может развивать исследование без обсуждения смысла бабочки. Но ему не нужна или почти не нужна морфология этих самых бабочек.

А нам-то с вами что нужно?

Если мы разбираем чекизм в качестве одной из разновидностей профессиональных сообществ и интересуемся, как именно люди этой профессии выстраивают внутригрупповые коммуникации, как влияют на их солидарность факты совместного обучения, совместной деятельности, профессиональных интересов и пр., то это одна профессия. И в ней есть свое соотношение между предметом и методом. Мне-то такой предмет абсолютно неинтересен. Но я понимаю, что он возможен. И даже представляю, какими методами «это» можно исследовать.

Есть «чекизм». А есть, к примеру, «геологизм».

Я вот по первой специальности геофизик. Учился в геологоразведочном институте. Моя профессия предполагала, что хотя бы в полевой период существуют очень прочные связи между людьми, оказавшимися в непроходимой тайге в одной палатке. Что эти связи потом сохраняются, иногда на всю жизнь. Что люди доверяют друг другу, потому что проверили себя в экстремальных условиях. Что, оказавшись тесно связанными, они вместе проводят праздники. Интересуются делами друг друга, помогают друг другу в сложных ситуациях. Следует ли из этого, что если бы президентом РФ стал не бывший работник КГБ, а бывший геолог с серьезным стажем полевых работ, то вся страна и весь мир обсуждали бы «геологизм», а не чекизм? Вряд ли, не так ли?

А еще можно обсуждать филологизм. А уж какое-нибудь актерское или писательское сообщество тем более. Даже творческие союзы есть. И можно так задать смысл существования предмета, что предмет надлежащим образом скукожится. И мы будем обсуждать параметры неформальной общности — степень институциализации, солидарности, разобщенности, влиятельности, эффективности и т. п.

Но ведь не об этом речь? Речь о существовании совсем в другом смысле. В каком же? Это главное. В смысле претензий на власть. А в чем смысл претензий? Не в том же, что мой коллега по специальности, да еще и по совместной учебе и совместной работе в одной экспедиции, проявив те или иные способности, стал президентом России. А мы с этим коллегой тесно дружили и помогали друг другу. А ему нужны надежные люди. А он меня считает таковым. А я еще и театральный вуз кончил. А ему нужен министр культуры. Ну, я и стал министром культуры. Бывают такие вещи? Да сколько угодно!