Качели судьбы 4 Пертурбации и козни

Два дня шатался по столице без особой цели. Всякие музеи и выставки картин посещал, по магазинам ходил. Даже на оперном спектакле побывал, хоть, по большому счету, этот вид музыкального искусства не особо жалую, кроме избранных арий, которые у всех на слуху моей родной реальности, например: «Сатана там правит бал…» или «Сердце красавиц склонно к измене…», ну и так далее в том же духе. Ожидаемо, в опере мне не понравилось. Если понять, о чём поют мужики вполне можно, а вот высокие женские голоса раздражают, ибо разобрать хотя бы слово невозможно, верещат как бензопилы. Не понимаю толпу фанатов, которые, затаив дыхание, внимали этому визгу. Мои девочки нынешней ночью были более конкретными в выражении своих чувств, не то что эти дородные бабищи, изображающие шестнадцатилетних прелестниц. Колоратурное сопрано, мля!

Впрочем, блины с черной икрой, игристое вино и кофе в буфете оперного театра оказались восхитительными, до такой степени, что на второй акт я не пошел, задержался там до самого окончания спектакля.

Теперь, как заядлый театрал, имею право с видом знатока небрежно брякнуть в благородном собрании:

«Намедни побывал на „Спящей красавице“, баритон был великолепен, а вот главная героиня на этот раз голосом не блистала, похоже, застудила связки, и хор пару раз сбивался с ритма», — Ну или еще какую ахинею выдать в этом духе. Тут главное сохранить серьезное выражение на лице и не заржать от своих же собственных «компетентных» высказываний.

Наконец настала заявленный Кузенковым день. Без четверти четыре пополудни я подкатил на арендованном лимузине к воротам главной резиденции патриархов рода Засекиных.

При виде разукрашенных «под Хохлому» зданий перед моим внутренним взором возникло строгое лицо Льва Григорьевича, и мне, вдруг, отчего-то стало очень грустно. Странно и непонятно, вроде бы, никаких родственных чувств к этому человеку не испытываю. Откуда, в таком случае, сожаление по поводу его ухода из этого мира? Покопавшись в своих мыслях и ощущениях, понял, что своим теперешним положением я обязан исключительно патриарху. Дед о многом догадывался, но ни разу словом не обмолвился насчет моих странностей. Удовлетворился той полуправдой, что я ему навешал на уши, на том и успокоился. Золотой человек, что уж там говорить. Жаль, ушел из жизни не ко времени. Еще неизвестно, кто придет на его место.

Взятое в аренду шикарное авто внутрь двора не было допущено охраной замка, поскольку этот транспорт не является имуществом рода. Чтобы не заставлять себя ждать, отпустил машину и водителя. Если что, вызову такси.

Пешочком по декабрьскому морозцу проследовал к входу во дворец патриарха. Взбодрило. Неожиданно до меня дошло, что все грустные мысли отправились прочь вместе с отъезжающим лимузином. Ну помер один патриарх, таки и волноваться особо и не о чем, ибо, как говорят оптимисты французы: «Le Roi est mort, vive le Roi![1]». Теперь остается надеяться, что следующий глава рода окажется человеком разумным, способным принимать взвешенные решения, главное, не смотреть косо в мою сторону и не мешать реализации моих грандиозных задумок.

К моменту моего прибытия в трапезной дворца собрались все шестнадцать глав ветвей могучего древа рода Засекиных. На мой взгляд, предки с подобной громоздкой семейной структурой перемудрили. Не знаю, кем придумано, но испокон веку так повелось, что всякая девица из Засекиных, выходя замуж, не прерывала родственных связей. Более того, её супругу предоставлялась возможность стать князем Засекиным. Кто-то отказывался от подобной чести, но выходцы из менее родовитых семейств не брезговали получить княжеское достоинство. Так и получилось, что помимо основного родового ствола на семейном древе появились: Милославские, Титовы, Кольчугины и прочие-прочие приставки к фамилии Засекин, ну и Силаевы, благодаря ослиному упрямству бабки Семирамиды, что уж там греха таить.

Всё-таки кремень была старуха, ни словом ни полусловом не обмолвилась ни своему родному сыну, ни внуку, что те являются законными представителями древнего княжеского рода. Впрочем, вряд ли батю моего реципиента, также как самого Ивана в его прежнем виде снобы Засекины допустили бы в свой «калашный ряд» — рылом не вышли. Если бы не мое попадание в эту реальность, Ваня до сих пор светил в Дубках покоцанной рожей и ни о каком княжеском достоинстве не помышлял.

Моё явление народу было воспринято довольно равнодушно. Лишь по непонятной причине, от какого-то красавца-блондина с щеголеватой бородкой и усами на холеной физиономии исходили флюиды буквально звериной ненависти к моей персоналии. Кидает на меня косые взгляды, недовольно морщится, едва ли зубами не скрипит. Интересно, чем это я успел ему так сильно подкузьмить? Неужели только лишь единым своим существованием огорчаю человека? Есть такая порода людей, которым западло дышать одним воздухом с теми, кто им по той или иной причине не по душе. Похоже, этот из таковских будет.

Итак, кто же это у нас такой сердитый на Ваньку Силаева?