А через несколько дней генералу позвонил поэт, один из самых известных в городе, чьи книги выходили и в столице. Он предложил встретиться в писательском клубе. Генерал пришёл. Они сидели в кабинете поэта, который был ещё и председателем местной писательской организации, секретарша принесла им кофе, из соседней комнаты долетали негромкий стук шаров и смех — там молодёжь играла на бильярде. Поэт очень просто и прямо сказал генералу: в издательстве, прочитав рукопись, ужаснулись — поэзией там и не пахло, просто неумелые попытки зарифмовать какие-то мысли и чувства. Как бы они ни хотели, книгу в таком виде издать невозможно. Тогда директор издательства предложил ему, поэту, поработать редактором, а попросту — переписать стихи, поскольку ясно, что автор сам это сделать не сможет…
Седоволосый, с тёмными пронзительными глазами человек сумел так всё это сказать, что генерал не испытал ни унижения, ни уязвлённости. Напротив, со всем согласился. Если книга выйдет такая, как есть, генерала, конечно, коллеги и многочисленные знакомые будут поздравлять, но за спиной — смеяться над ним. Если же книгу ему перепишет профессионал, это будут уже не его стихи. Сможет ли он поставить свою фамилию под чужой работой и не испытывать неловкости?
Генерал ушёл из писательского клуба с лёгким сердцем и признательностью. Он понял, что ему помогли избежать очень неловкой ситуации, которая бы не сделала ему чести. С поэтом у него возникла личная дружба, а через него — со всей писательской организацией. Потому и мог сейчас Кандауров работать по основному своему делу относительно спокойно.
А расследование, наконец-то, стронулось с мёртвой точки! Ясно, что не случайно. Начали приносить плоды многодневные усилия розыскной группы. Позвонила женщина — дежурная со станции метро «Университет».
— Мне капитан Лоскутов оставил телефон, — сказала она. — На всякий случай, если что-то вспомню о субботе… Ну, он тогда меня расспрашивал, ничего ли не происходило восьмого сентября, вечером.
Кандауров, пока она говорила, успел быстро пролистать свой настольный календарь, найти записанные её имя-отчество, и когда говорившая сделала паузу, спросил:
— Вы вспомнили, Лидия Михайловна?
Женщина заметно смутилась:
— Да нет, я только подумала, может вам это нужно будет, поговорить с ним…
— Вы не волнуйтесь. С кем поговорить?
— В тот вечер, в сентябре, у нас на станции одному человеку плохо стало, сердце схватило. А теперь он пришёл поблагодарить нас, сидит сейчас здесь у меня в дежурке. Я и подумала — позвоню вам.
Кандауров поморщился, но она этого видеть не могла. Встреча с сердечником ничего не сулила, и он готов был отказаться. Но сработала давняя, въевшаяся в кровь установка: хороша любая зацепка! И он сказал в телефонную трубку:
— Попросите этого человека задержаться. Минут через десять я буду у вас.
ГЛАВА 10
Викентий набросил куртку, запер кабинет и, сбежав на первый этаж, оставил ключ у дежурного для Лоскутова. Управление находилось совсем рядом с центральной станцией метро, и Викентий отправился туда пешком.
Вдоль уходящего вглубь земли тоннеля шёл узкий коридор, огороженный перилами. Оканчивался он дверью в комнату дежурной. Кандауров думал, что увидит старичка, но сердечник, хоть и седовласый, но моложавый пенсионер, выглядел бодро. Он уважительно пожал руку Кандаурову, приветливо кивнул:
— Мне сказали, товарищ из милиции хочет со мной поговорить. Если милицию интересуют благородные поступки, буду рад содействовать. Вот, отлежал в больнице, подлечил мотор, и пришёл поблагодарить своих спасителей.
— Кирилл Кондратьевич, — стал объяснять ему Кандауров, — по времени и, приблизительно, по месту происшествие с вами совпало ещё с одним, которое нас интересует. Кроме вас мы не знаем ни одного человека, кто был бы в тот день и время здесь, на станции метро. Я понимаю, вам было не до наблюдений. И всё же — что вы запомнили?
И тут сердечник вот так сразу сказал:
— Я запомнил женщину, которая первая подошла ко мне. Молодая такая, интересная, в брюках.
У Викентия сердце остановилось на миг, он перевёл дыхание и осторожно, мягко попросил:
— Если можете, расскажите об этом подробно.
Пенсионер согласился с удовольствием.