В то лето, когда Эдильберто уехал на Кубу, Лариса никак не могла обрести спокойствие – то ругала себя: «надо было ехать с ним!», то подбадривала: «Всё правильно!», то утешала: «Теперь уж ничего не переделать». И, наверное, от этой неуверенности в себе, она даже приняла однажды приглашение Вадика Лесняка. Встретила его случайно в центре города, остановились, поговорили о знакомых ребятах-студийцах, и Вадим навязался в провожатые. А когда приехали в её район, пригласил посидеть где-нибудь, выпить по коктейлю. Она согласилась. Подумала, что устала, что надо развеяться хоть немного – тоска, тупик какой-то во всём…
Коктейль-баром называлась шумная прокуренная комната. Столики оказались все занятыми. Однако Вадим – шустрый парень, – отыскал один, так удачно приткнувшийся в углу, что вместо четырёх здесь было два места. Посадив за него девушку, он сам ушёл к стойке. Не было его минут десять, и Лариса, чтоб чем-то заняться, стала смотреть через стеклянную дверь в вестибюль. На втором этаже располагался ресторан, и по лестнице – туда и оттуда – постоянно сновали люди. Юркие парни и мужчины постарше с походками отяжелевшими и неуверенными, женщины с пышными причёсками, весёлыми визгливыми голосами, и шушукающиеся девчонки с неимоверными начёсами. Почти все сворачивали за портьеру, к туалетным кабинкам, потом женщины задерживались у зеркал…
Вадим поставил на стол два бокала с коктейлем лимонного цвета, положил перед Ларисой шоколадку. Сходил ещё раз к стойке за маленькими рюмочками с коньяком и наконец сел.
– Да, это тебе не бар «Ветерок», – похохатывая, сказал он. – Публика не та.
Лариса потянула через трубочку коктейль.
– Ого, – сказала, почувствовав вкус водки, – крепкий!
Вот уж кто ей совсем не нравился, так это Вадик Лесняк – этот высокомерный красавчик из центральной студии. Вундеркинд-переросток, отсюда и амбиции, и самомнение. Он, конечно, умный парень, начитанный, но ради красного словца… Работает в городской молодёжной газете, делает литературно-поэтические обзоры. Лариса их читает: написаны живо, интересно, но как же он умеет элегантно и, одновременно, ядовито расправляться с теми авторами, кто ему лично не нравится! Сам, конечно, по инерции продолжает считать себя непонятым гением. Эстетствует, ошивается с другими поэтами-«центристами» в баре «Ветерок». Об этом баре как раз он и вспомнил.
– Чем же она не такая? – усмехнулась девушка, оглядывая «публику» нынешнего бара.
– Народ здесь простецкий, – ответил ей с улыбкой Вадик. – Работяги. Им и надо-то всего – глаза залить да поматериться всласть.
Лариса обвела взглядом ближние столики. Кто-то стучал кулаком, доказывая своё, кто-то травил анекдоты, взрываясь смехом, кто-то подливал девушке в бокал из принесённой, видимо, из ресторана бутылки вина… Знакомы ей были почти все, если не лично, то хоть краем. Вон парень из её школы, двумя классами старше учился. А вон – она кивнула в ответ, – сосед по дому, из её подъезда. Там компания парней и девушек – все, кажется, из инструментального цеха. Ещё один знакомый прохромал к стойке. Татьяна, подруга, писала о нём очерк: несколько лет назад он был ранен китайцами на острове Даманском, награждён орденом Красной Звезды… Свой народ, поселковый. Простецкий, как выразился её спутник. А он продолжал:
– Ты же и сама бывала в «Ветерке». Чувствуешь разницу? Люди там солидные, интеллигентные.
– Насчёт интеллигентности сомнительно. Сплошной мясо-молочный комплекс!
– Что? – не понял Вадим. – Как ты сказала?
– А это моя личная находка, так сказать – образное определение. Для мясников, парикмахерш, торговых воротил и прочих дельцов.
Вадик уловил в её голосе жёсткость, прикрыл ладонью её лежащую на столе руку, стал игриво перебирать пальцы:
– Ларочка, зачем же так зло! Люди, которых ты называешь «прочими дельцами», просто деловые, инициативные люди. Я бы даже сказал – особые таланты. На Западе такие и политику, и экономику делают. А у нас… Дали бы им развернуться, открыть своё дело – всем польза была бы.
– Ну да! Сейчас они сидят дрожат на своём награбленном. А ты им: пожалуйста, можете легально вкладывать деньги и наращивать капитал!
– И пусть! – воскликнул Вадик. – Пусть у них будут большие доходы. Но ведь и государству какая прибыль! А значит и нам с тобой.
– Ещё бы! Значит, рабочим с моего завода, которые у станков стоят, и в кузнице, и в литейке, – им зарплата, гроши. А этим – прибыль?
– Ну вот, ты опять сердишься! – Вадик снова взял её руку. – Ты, Ларочка, раб утопической идеи социальной справедливости.
Но Ларисе уже не хотелось спорить. Она вздохнула, остывая, легко потянула руку из его влажных пальцев…
Вадим проводил её к дому. Прощаясь, стал заглядывать в глаза, удерживать. У Ларисы не было желания оставаться. Да и рука Вадика слишком настойчиво сжимала её локоть. Она быстренько простилась у подъезда, ушла домой.
Ночью, лёжа в постели, думала: «Неужели всё в прошлом, если уже Вадик считает вправе липнуть!..» И заснула, сама себе не веря.