Качели судьбы

– Ну, это ещё ничего не доказывает. Впрочем, я его даже в глаза не видел. Ты-то что думаешь?

– Вчера только тебе докладывал. А ты посмеялся: «гомики-милашки»! Если он и в самом деле был извращенцем, значит – с явными психическими отклонениями.

– Так ты допускаешь?..

– Нет! – Лоскутов зашагал по комнате, ероша светлую шевелюру и косясь на форточку: в комнате было сизо от сигаретного дыма. – Нет, Викентий! Вот что хочешь, а не верю я, не мог этот парень убить!

– Себя смог… – Кандауров задумчиво смотрел на суетящегося капитана. Вдруг улыбнулся. – Да открой ты форточку!

Родители Димы Жилина вернулись сами на другой день. И поговорить с ними сразу оказалось невозможно: отца увезли в больницу с сердечным приступом, мать находилась в тяжёлом шоке. А часа в четыре, когда уже стемнело и Кандауров, не любящий яркий свет, включил у себя в кабинете настольную лампу, позвонил Олег Белов. Даже взволнованные интонации не перекрывали серьёзного и торжественного тембра его голоса. Викентий непроизвольно улыбнулся, представив молодого аспиранта: как тот сосредоточенно хмурит брови, элегантным жестом отбрасывает со лба к затылку прядь волос…

– Я только что получил письмо от Димы Жилина. Парадокс: его уже нет в живых, а письмо пришло… Да, оно очень интересное. Именно для вас, Викентий Владимирович. Я дома… Хорошо, через пятнадцать минут выйду.

Кандауров спустился на лифте в дежурную часть, послал по адресу Белова машину. Вернувшись в кабинет, включил-таки верхний свет и сел к столу, уткнувшись подбородком в сжатые пальцы.

Глава 24

Приближалась развязка. Разгадка необъяснимого доселе убийства Ларисы Тополёвой-Климовой. Он, майор Кандауров, осязаемо, физически ощущал её близкий приход. Так, пробив плотную, застоявшуюся и, казалось, вечную жару, первый порыв свежего ветра неотвратимо предвещает близкий ураган. И не только потому, что сейчас серьёзный сероглазый парень принесёт письмо, в котором, возможно, все точки будут расставлены. Ведь два часа назад был ещё один звонок. Незнакомый мужчина сказал:

– Мне дали ваш телефон. Возможно, я видел машину, которую вы ищите… Нет, сейчас я звоню с работы, освобожусь через три часа… Не нужно! Я ведь и сам на колёсах, подъеду, только скажите куда…

Олег Белов был торжественен и бледен. Сняв плащ и шапочку с длинным козырьком, на манер охотничьей, он сразу же протянул Кандаурову распечатанный конверт. И пока Викентий читал, сидел тихо, только сжимал и разжимал озябшие пальцы…

«Дорогой Олег! Когда ты получишь это письмо, меня уже не будет в живых. Банальная фраза, сто раз обыгранная в литературе! Но всё равно это так. Вот хватился я, кому написать в последние минуты, перед кем открыть душу… Родителям не могу, не найду слов, чтоб оправдаться и утешить их. Скажи ты им, что я просто хотел остаться человеком… И оказалось, что никого, кроме тебя. Всё-таки ни сослуживцы, ни единомышленники, ни родственники не бывают ближе друзей детства.

Пусть и тебя не огорчит моё решение и мой уход. Я постараюсь объяснить тебе, что это лучшее для меня после всего происшедшего. Думаю, что и тебе нужна моя исповедь. Но больше всего она нужна мне!

Рядом со мной появился человек, которого я полюбил и стал чуть ли не боготворить. Но это оказался дьявол-искуситель. Старая, как мир, история! Он обещал мне свою дружбу и помощь, а человек он очень влиятельный и авторитетный. И, как мне казалось, так близок мне по духу, по устремлениям и восприятию жизни. Он восхищался моими стихами и взялся помочь издать мне книгу. И он это сделал бы, я знаю, потому что полюбил меня.

Хотел было умолчать о том постыдном, что угнетает меня. Но нет! Ты, Олег, должен до конца понять меня, почему у меня нет иного выхода. Помнишь, мы в юности у Дюма в «Сорок пять» читали о фаворитах короля и хихикали, чуть приоткрыв для себя завесу запретной темы о любви мужчины к мужчине. Сегодня это вроде бы даже не считается извращением. И тот человек сумел сделать так, что я почти согласился: да, это нормально. Он так проникновенно убеждал, что истинная мужская дружба всегда сопровождается любовной близостью, приводил примеры. Говорил, что и наших любимых с юных лет мушкетёров наверняка связывали гомосексуальные отношения. Вся эта казуистика словно заворожила меня. Я был как загипнотизированный. Сейчас, когда дурман спал, я не могу поверить: неужели это было со мной? Да, да, мне стыдно, но я скажу тебе: я был его любовником! И всё – больше об этом ни слова! Покончу со всем разом.