Качели времени. Мама!

— Я уже говорил, что о моей планете неизвестно даже многим нибирийцам. Зато мои далекие предки тесно общались с населением Власты. Они получили от них знания о камнях, и о многих других предметах. Собственно, и наши с тобой минералы оттуда же. Моя планета была одной из первых, где возникла жизнь, после Власты, Нибиру, Эдема. И жители первой взяли мой народ под крыло, обучали и развивали его. До тех пор, пока Власту не погубили мацтиконы. Ты же знаешь, что была такая планета?

Я кивнул. Власта — родина Даниила и Дании1. Первая планета, на которой пробудилась жизнь. Местные были очень сильными магами, они могли многое, и мастерски управлялись со своей энергией. Наверное потому и камни оттуда обладают невероятными возможностями.

— Поскольку на этой планете жизнь зародилась раньше всего, камни там тоже особенные. Остальные им сильно проигрывают. — подтвердил мое предположение Томас. — Они впитали больше всего энергии сначала от взрыва, потом обменивались импульсами с людьми, обладавшими очень большими запасами силы. Потому и способны на то, что не под силу другим.

Глава одиннадцатая. Мои боль и опыт

— А почему тогда мой камень не переносит меня в другое время или пространство? Ведь твой на это способен!

— Ты еще слишком мало развит энергетически. Такие перемещения требуют много ресурсов, а ты, Оксинт, все же ребенок. У тебя их в таком количестве просто нет. Да и я сам предпочитаю перемещаться по пространству при помощи телепортационных платформ или звездолетов. Очень устаю, если делаю это при помощи своего камня. А вот переместиться во времени могу лишь с его помощью, и только к тебе, так как мы связаны своими камнями. Но путешествия во времени тоже требуют очень много энергии.

— А у тебя возникает тоска по камню, если ты долго не берешь его в руки?

— Да. И это знак того, что твой агат предназначен именно тебе. Ведь у твоего отца нет тяги к минералу?

— Нет… Он спокойно дает мне его на долгий срок. Для него это просто память о друге.

— Вот видишь! Просто ему суждено было передать агат тебе. И минерал знает, что ты его хозяин, оберегает тебя при помощи видений.

— С чего ты взял? Может, он наоборот хочет, чтобы я спас маму!

— Тогда бы мой камень не показывал мне видения о конце света. К тому же то, что происходит с твоими близкими, доказывает, что тебе ни в коем случае нельзя вмешиваться в происходящее и менять естественный ход вещей.

— Каким это образом?!

— Ты совсем юный, и память у тебя должна быть хорошей. Вспомни свои мысли, ощущения и намерения накануне каждого из этих событий. Я знаю о них, но хочу, чтобы ты вспомнил сам, а не считал, что я все специально придумал.

Я нахмурился, и мысленно вернулся во вчерашний вечер. Узнав про недомогание тети Саши, я решил, что обязательно расскажу все Даниилу — про камень, видения, Томаса. Потом вспомнил, что происходило еще раньше: до того, как заболела Александра, я планировал все то же самое рассказать ей. Стоит ли упоминать, что накануне происшествия с Майклом мою голову посещали те же мысли?

— По-твоему это просто совпадения? — поинтересовался Томас. — Не слишком ли их много?

— А что это тогда?

— Знаки, Оксинт. Вселенная хочет жить, и таким образом намекает тебе, что ты не должен вмешиваться в происходящее.

— То есть, ты считаешь, что все несчастья случаются, чтобы помешать мне спасти маму?

— Вспомни: когда Майкл провалился под лед, ты сам высказал эту мысль. И тут же с негодованием ее отверг.

— Ты хочешь взвалить на меня вину за все эти события?! — мое возмущение потихоньку снова набирало обороты.

— Нет, конечно! Ты не виноват в том, что происходит с твоими родными. Просто Вселенная не слишком щадит своих детей, когда делает намеки.

Я посмотрел на него, и вздохнул. И вроде бы логично все, и говорит он спокойно и правильно. Но как я могу смириться с тем, что мамы не станет? Я же и сам дальше жить не смогу!

— Сможешь, мой мальчик. Все живут. Всем приходится жить. Поначалу эта трагедия станет для тебя личным концом света. Когда я узнал о том, что не стало моей мамы, я ревел и катался по полу, не мог даже подняться. Меня просто не держали ноги. Потом плакал буквально каждый час, просил ее, чтобы она забрала меня к себе. Я очень люблю свою маму, но именно тогда, когда мне сообщили, что ее не стало, понял, какой великой силы эта любовь. Но я не успел ей сказать и сожалею об этом вот уже почти тридцать лет.

Томас буквально почернел, погрузившись в воспоминания. Он словно даже забыл о том, что здесь есть кто-то кроме него. Я, не будучи эмпатом, все равно ощутил, как ему больно. Хотя прошло уже так много времени. Получается, эта боль всегда будет и со мной?