Вопросы, которые там обсуждаются, огласке пока что не предаются. На этом настоял Шлемов, опасавшийся лишних волнений.
К примеру, просидевшие целый день над расчётами Раковский, Черных и Савватий сообщили следующее:
1. Метрика пространственно-временного континуума на Кадаре изменена, и, следовательно, время течёт теперь совсем по другому, а именно – быстрее, чем во всей остальной вселенной, – примерно, в 18 с копейками раз. Это значит, что если у нас здесь проходит один месяц, то, к примеру, на Птолезе чуть немногим менее полутора суток. Следовательно, на быструю помощь рассчитывать не приходится.
2. Кроме того, расчёты однозначно показывают, что биополе по своей сути – образование неоднородное, крайне нестабильное, в нём то и дело должны образовываться этакие своеобразные блуждающие зоны, в которых энергетическая плотность будет превышать среднюю по планете в миллионы раз. И это при всём притом, что средняя плотность сама превышает планировавшуюся в миллионы раз. Черных назвал такие зоны циклонами. Что может происходить в эпицентрах циклонов, можно только догадываться. Свойства материи и пространства наверняка будут меняться мгновенно.
Один из таких циклонов должен пройти сегодня ночью всего в пятнадцати километрах юго-западнее нашего городка. Два часа назад профессор Черных с двумя ассистентами, взяв необходимую для исследований аппаратуру, отправились туда, чтобы понаблюдать за этим явлением в непосредственной близости.
5 июня. 8.23.
Сегодня утром я проснулся от криков. Кто-то шумно пробежал рядом с моим коттеджем.
Нервы у меня были натянуты даже во сне. Прыгнув в штаны и натягивая на ходу майку, я выбежал наружу. Мимо, возбуждённо галдя, пробежали ещё какие-то люди. Я успел схватить одного из них за руку. Это был худенький невысокий парень с лихорадочно, как мне показалось, блестевшими глазами.
– Что случилось? – спросил я у него.
– Там! Лес! – закричал он и, вырвавшись, убежал.
Я устремился следом.
На окраине уже толпилась масса народа. Стоял гул возбуждённых голосов. Все переговаривались и указывали пальцами в сторону горизонта. Я протолкался вперёд и остолбенел. Там, где раньше до самого горизонта тянулась покрытая высокой травой степь, теперь темнела полоска леса, и было уже до неё не более трёхсот метров. Разумеется, это был лес Шкляревского.
Все были потрясены. Никто раньше и помыслить не мог, что мюрзы, оказывается, умеют перемещаться. Должно быть, лес обосновался здесь прошедшей ночью.
Было видно, что в данный момент он не приближается, хотя в неподвижности деревья не стояли – всё время, словно бы от некоего волнения, пребывали в непрестанном шевелении. Стволы размеренно покачивались, ветви-щупальца то опускались вниз, то поднимались вверх, подрагивали время от времени, а то и сплетались друг с другом в единое целое, после чего расплетались обратно. В целом же всё это произвело на меня впечатление крайне неприятное. И, судя по всему, не только на меня.
Все были встревожены. Один только Реваз был настроен оптимистично. Он бегал среди людей и, успокаивая, говорил:
– Нет опасности! Нет опасности!
Никто ему, похоже, не верил. Я и сам, честно говоря, был встревожен. Очень уж у этого леса был, как мне показалось, угрожающий вид. С чего это он вдруг двинулся к нам? Стоял себе, стоял… Уж не отомстить ли нам задумал? За последствия проваленного эксперимента.
Мне как-то стало не по себе.
Впрочем, как бы там ни было, лес пока не приближался. Прибывший сюда Шлемов сразу же назначил несколько дежурных – смотреть, как мюрзы поведут себя дальше. Остальные, посудачив о том о сём, разошлись.
Я тоже ушёл.
С утра мы планировали заняться конструированием облучателей. Время уже поджимало. Всё то, что давеча предсказывали Раковский, Черных и Савватий, уже начало сбываться. Все металлические предметы стали вдруг мягкими, податливыми, а подаренная мне на выпускном вечере авторучка, сделанная из какого-то редкого сплава, обрела даже какое-то одушевление. Когда я взял её, чтобы сделать в дневнике очередную запись, она вдруг стала извиваться, словно бы намереваясь высвободиться, и от неожиданности я её выронил. Она поползла куда-то под стол, и если бы не Куртис, переселившийся ко мне ещё вчера вечером, возможно я бы никогда её больше не увидел. Он ловко припечатал её каблуком, потом сунул в коробку. Облучили мы её первой. Сейчас, когда я пишу эти строки, видно, что своих свойств она не утратила.
Я вообще-то в некотором ступоре. Всё-таки теория – это одно, увидеть же всё собственными глазами на практике – совсем, совсем другое. Что же у нас тут творится?
Тот же день. 13.11.
Всё это время в одной из технических палаток делали облучатели. Это занятие настолько нас захватило, что мы оказались практически выключенными из того, что творилось в посёлке. События же в нём нарастали, как несущийся с горы ком.
Но обо всём по порядку.