Но я думаю еще и о другом. По-моему, не слишком разумно пытаться контролировать, что произойдет с твоими останками, если сам ты уже не можешь получить радость или удовлетворение от этого контроля. Люди, выражающие пожелания по поводу дальнейшей судьбы собственного тела, как мне кажется, не могут до конца согласиться с мыслью о небытии. Оставлять завещание, в соответствии с которым семья и друзья будут вынуждены ехать на берег Ганга или отправлять ваше тело в лабораторию в Мичигане, это способ продлить свое влияние на окружающих даже после собственной кончины. Мне кажется, это проявление страха перед уходом, несогласие с тем, что вы больше не сможете контролировать или даже просто участвовать в чем-то, происходящем в жизни. Я беседовала на эту тему с директором похоронного бюро Кевином Маккейбом, который считает, что распоряжения по поводу судьбы тела должны отдавать оставшиеся в живых, а не умирающий. «Это уже не их дело, что с ними будет после смерти», — говорит он. Хотя я не захожу в своих рассуждениях так далеко, я понимаю, что он хочет сказать: оставшиеся в живых не должны делать что-то, что им неприятно или слишком трудно. Горя и произошедших в жизни изменений и так достаточно. Зачем еще утяжелять эту ношу? Если кто-то хочет развеять прах близкого человека над морем с воздушного шара, пусть сделает это. Но если по какой-то причине это тяжело или невозможно, наверное, и не стоит это затевать. Маккейб считает, что желание семьи должно иметь приоритет перед желанием покойного. Координаторы программы пожертвования тел думают так же. «У меня был случай, когда дети не хотели исполнить завещание отца о пожертвовании его тела, — говорит Ронн Уэйд, руководитель анатомического отделения на медицинском факультете Университета Мэриленда. — Я сказал им, чтобы они сделали так, как считают нужным, поскольку им дальше с этим жить».
Я видела, что происходило между моими родителями. Мой отец, который достаточно рано отошел от религии, просил маму кремировать его в простом сосновом гробу и не заказывать поминальной службы. Мама, несмотря на свои католические взгляды, согласилась на это, но потом очень об этом жалела. Какие-то малознакомые люди упрекали ее в том, что она не устроила прощальной церемонии (отца многие в городе очень любили). Маме было стыдно и неприятно. Следующим источником дискомфорта стала урна. С одной стороны, католическая церковь настаивает на захоронении даже пепла, с другой стороны, мама сама не хотела хранить урну дома. Папа оставался в шкафу год или два, но в один прекрасный день, не сказав ни слова мне или брату, мама закопала урну на участке кладбища рядом с тем местом, которое зарезервировала для самой себя. Сначала я была на стороне отца и не понимала, как она могла не уважать его решение. Но когда поняла, насколько тяжело для нее оказалось выполнить эту его последнюю просьбу, я изменила свое мнение.
Если я завещаю свое тело для медицинских исследований, мой муж Эд будет представлять себе меня на лабораторном столе и думать о том, что со мной могут сделать. Для многих людей в этом нет ничего особенного. Но Эд очень чувствителен ко всему, что касается тел, живых или мертвых. Он отказывается носить линзы, поскольку они будут касаться его глаз. Я вынуждена смотреть телепередачи на медицинскую тему только тогда, когда его нет дома. Когда я рассказала ему, что несколько лет назад подумывала о том, чтобы завещать свой мозг Гарвардскому банку мозга, он с ужасом затряс головой: «Никакого мозга банков, никакого мозга банков!!!»
Что захочет Эд сделать с моим телом, то и сделает.. (Если только я не стану трупом с бьющимся сердцем. Если речь пойдет о пересадке необходимых кому-то органов, о всякой чувствительности придется забыть.) Если Эд уйдет первым, я смогу завещать свое тело.
И если я это сделаю, то приложу биографическую справку для тех студентов, которые будут меня препарировать (это разрешается). Они взглянут на мою полуразвалившуюся скорлупу и скажут: «Ну-ка, посмотрим. Эта женщина написала книгу о трупах». И если существует какой-то способ, чтобы это устроить, я им подмигну.
Благодарности
Люди, работающие с трупами, обычно не любят находиться в центре внимания. Их труд часто воспринимают в негативном свете, и они чувствительны к недоброжелательной рекламе. И все-таки некоторые из них, имевшие множество причин не ответить на мои вопросы, на них ответили. Командор Марлен Демайо, полковник Джон Бейкер и подполковник Роберт Харрис, я благодарю вас за вашу искренность! Дебора Март, Альберт Кинг, Джон Каваног и сотрудники лаборатории Университета Уэйна, спасибо вам за то, что открыли передо мной двери, которые не так часто открываются. Рик Лоуден, Деннис Шанаган, Арпад Васс и Роберт Уайт, спасибо за потраченное на меня время и за ваше бесконечное терпение при ответе на мои глупые вопросы.