Кадавры

О: Да мне откуда знать? Манекен какой-то, муляж. Не надо раздувать из этого! Аномалии. Ишь. Слова-то какие придумали. Тебе сказали, а ты бездумно повторяешь. Вот в этом проблема вашего поколения, никакого критического мышления. Это же очевидно, если все говорят одно и то же, значит тут, как бы, что-то неладно. Не, ну то есть когда началось все это вот, я тоже знатно на измену присел, а потом как бы включил мозги. Сижу и думаю, ну какой мертвый ребенок, Семен Семеныч, тут как бы явно шо-то не сходится. Явно провокация.

Д: Чья провокация? Для чего?

О: А вот это — правильный вопрос.

Д: Но вы не будете на него отвечать, да?

О: Ты меня на этом не разведешь, понятно? Откуда мне знать, что ты — та, за кого себя выдаешь?

Д: Я только что показала вам удостоверение и разрешение на работу.

О: Видел я твое разрешение, на Китай работаешь, не стыдно тебе?

Д: Хорошо, давайте так: я скажу, что знаю, а вы поправите там, где я ошибаюсь. Вы уже много лет живете в городе Аксай, на улице Дальняя, в этой самой квартире, на третьем этаже. В двухтысячном году в поле у вашего дома возник…

О: Да в каком двухтысячном! С чего ты взяла-то, что они в двухтысячном появились?

Д: Есть данные. Свидетельства.

О: Пфф. Если вы их заметили в том году, это не значит, что они в том году появились. Мне знакомый один фотки кадавров показывал еще году в девяносто шестом, если не раньше. Они и в девяносто первом были, и в девяносто третьем. Они всегда были.

Д: Я могу пообщаться с вашим знакомым? Как его зовут?

О: Ты у меня сыр где-то видишь? А хвост? Нет. Это потому, что я не крыса. Своих не сдаю.

Д: Хорошо. Тогда давайте я резюмирую: вы почти тридцать лет живете в доме, окна которого выходят на пустошь, где стоит мортальная аномалия. Пару лет назад кто-то выстрелил в нее из ружья, с тех пор у вас в квартире на зеркале и дверных ручках появляются кристаллы соли. Это называется выброс. Он происходит, когда кто-то калечит…

О: Во-первых, это вранье. Никто в него не стрелял.

Д: У вас есть ружье?

О: Нет у меня ружья.

Д: У вас на полке фото, где вы с охотничьим ружьем.

О: У меня нет ружья.

Глава вторая Аксай — Ростов

На подъезде к Ростову на стоянке для дальнобоев переминались с ноги на ногу секс-работницы, Матвей, проезжая мимо, поднес ладонь к голове на манер солдата, отдающего воинское приветствие. Он всегда так делал, когда замечал у дороги проституток или ментов — считал, что это ужасно остроумно.

— Была у меня знакомая, — сказал он, ловко открыв одной рукой банку «Ред Булла»; в дороге он пил только его, Даша уже привыкла к химическому запаху напитка в салоне. — Она из этих была, — он кивнул на обочину, сделал пару глотков и издал гортанное «хххх», которым обычно иллюстрировал удовольствие, — и она, короче, хотела актрисой стать. Ну такая мечта у нее была, типа в кино сниматься. Говорила мне: а что? У меня лицо импортное, главное на пробы попасть, а уж там я пробьюсь. Я трахаться, говорит, люблю и умею, а там же все через постель, я найду кого выебать. Так и говорила. А мы ржали, смешно же. Потом пропала куда-то, все думали замуж, что ли, вышла, она и правда ниче такая была, в сравнении с коллегами, ее часто клиенты замуж звали. И я такой через пару лет включаю какой-то сериал, сижу смотрю, а там она, прикинь? — Матвей рассмеялся, засипел, закашлялся, пролил на себя «Ред Булл». — Ходит в корсете по дворцу! Или, погоди, как эта хрень называется в старых платьях, юбка такая, тоже на «к».

— Кринолин.

— Во, да, он самый. В платье с кринолином по экрану ходит, деловая такая цаца, дохера дворянка! Я сижу, смотрю в телик, глаза тру, реально думал, крыша поехала.

Минуту ехали молча, Матвей все хихикал, Даша спросила:

— И-и?

— Чего «и»?

— Это вся история? Ты увидел ее по телику, а дальше? Или это конец?

— А, да не. Ее Ленка звали. И мы все охерели, конечно. Ниче себе типа, это не миф, оказывается, у них там реально все через постель! Во дают люди. И, короче, проходит еще год-два, и мне сосед говорит, Ленка вернулась, опять на трассе стоит, в вагончик мужиков водит. И я такой: ого. А потом встретил ее на улице, спрашиваю, че-как, а она мне: да там, оказывается, работать надо! — Он снова заржал, засипел, закашлялся. — Прикинь? Она говорит: я там пашу как лошадь, пробы, текст учить, весь день как дура на площадке торчу, в кринолине этом ебучем, в гриме, с прической, чтобы минуту перед камерой постоять, а потом режиссер такой: говно, давай еще дубль. И так — день за днем. И самое главное: трахаюсь, говорит, при этом бесплатно! Ну и зачем так жить? Жизнь-то одна, правильно? Вот и вернулась. Тут, говорит, хотя бы по-честному все, денег поменьше, зато стабильность и мозги не ебут.