Кадетская контрреволюция и ее разгром

Эмигрировавшие за границу кадеты из бывшего окружения Деникина оценивали «черного барона» и его политику более осторожно. Так, Астров сомневался, не опасен ли «диапазон» программы Врангеля («он стал не только к.-д., он стал и с.-р., оставаясь глубоким черносотенцем»), но тем не менее считал: «Опыт интересен. Это высший образец надпартийности и всепоглощения (выделено Астровым. — Н. Д.)»⁹². Зато уж оставшиеся в Крыму члены партии «народной свободы» испытывали к режиму Врангеля самые верноподданнические чувства. «Сейчас, — писал Новгородцев Астрову, — в первый раз после 27 февраля — если не считать большевиков (знаменательная оговорка! — Н. Д.) в России появилось правительство в точном смысле этого слова, а не только по названию. Здесь не колеблются, не рефлектируют, не состязаются в силе аргументации, а просто действуют и исполняют приказания»⁹³. Долгоруков в мемуарах объяснял свою преданность Врангелю следующим образом: «Он был ближе к типу диктатора, а это в настоящее время и требовалось, а потому я… всецело и убежденно стал его поддерживать как в Крыму, так и за рубежом»⁹⁴.

Горстка кадетов пыталась продолжать свою партийную жизнь. В воспоминаниях Челищева о Севастополе в летние месяцы 1920 г. говорится: «Долгоруков горит, пылает, делает публичные доклады, собирает какие-то совещания», на которых первый вопрос, «как поддержать престиж власти, дать ей авторитет и опору»⁹⁵.

9 мая 1920 г. под председательством П. Д. Долгорукова состоялось совещание членов партии «народной свободы», «пребывающих в Севастополе». На нем присутствовали 25 кадетов из Москвы, Петрограда, Харькова, Тифлиса, Екатеринодара, Симферополя, Ялты и Севастополя. Совещание постановило, что «главной задачей партии в настоящий момент является укрепление государственности и национальной власти (т.е. врангелевской диктатуры. — Н. Д.)». «В дополнение и развитие тезисов Екатеринодарской и Харьковской конференций» совещание приняло следующие положения, получившие «высочайшее одобрение» со стороны Врангеля⁹⁶:

«партийные деятели и органы должны стремиться главным образом к сплочению на надпартийной государственно-национальной работе возможно более широких слоев общества;

партия должна принять участие в создании надпартийного союза, и члены партии должны стремиться играть активную роль в нем;

желательна деятельная работа членов партии в прессе и, в частности, основание в Севастополе газеты, долженствующей проводить надпартийные, национально-государственные лозунги партии;

на первом месте должна стоять интенсивная творческая созидательная работа, а не критика»⁹⁷.

Пример «интенсивной созидательной работы» на благо нового режима подавал бывший премьер кадетского Крымского правительства С. С. Крым. В июне 1920 г. он, как явствует из дневниковой записи М. С. Маргулиеса, привез в Лондон 60 тыс. ведер вина «удельного ведомства, спасенного им в Крыму от разгрома», надеясь «удачно продать их и раздобыть таким образом Врангелю валюту». В последующие месяцы Крым курсировал на зафрахтованных на его имя торговых судах между Феодосией и Марселем, пополняя белогвардейскую казну путем продажи крымского вина и ячменя и гордясь тем, что приносит Врангелю «огромную прибыль»⁹⁸.

В соответствии с решениями Севастопольского совещания собравшиеся в Крыму кадеты направляли свои усилия на создание надпартийной организации, поддерживающей диктатора. Под председательством П. Д. Долгорукова возникло так называемое Объединение общественных и государственных деятелей, имевшее аналогичную с Национальным центром платформу и ставившее основной задачей всемерную поддержку белой армии. Летом 1920 г. Объединение развернуло широкую деятельность, главным образом путем устройства публичных собраний, на которых выступали Врангель и его министры. Подробные отчеты об этих собраниях помещались в крымской прессе, и такой способ «ознакомления широкой публики с политикой командования» встречал полное одобрение со стороны Врангеля⁹⁹.

Находившимся в Крыму кадетам намеченный «черным бароном» курс в целом вполне импонировал. Оболенский, по его словам, скорее бы присоединился к обратной формуле — «делать правую политику левыми руками», однако, подчеркивал он, «собственно относительно существа нужной политики у нас как будто не было больших разногласий. Только для «правых рук» она была левой, а для «левых рук» — правой»¹⁰⁰.

Но когда в разговоре с Оболенским Врангель сообщил, что предполагает в целях привлечения на свою сторону крестьян декларировать передачу им всех земель, его собеседник, всегда находившийся на левом фланге кадетской партии, отнюдь не одобрил такого намерения. Оболенский, рассказывая о своих возражениях Врангелю по земельному вопросу, сам подчеркивает парадоксальность ситуации. «Это был курьезный спор „левого” общественного деятеля с „правым” генералом, — пишет он, — спор, в котором первый находил планы второго слишком радикальными»¹⁰¹.