Кадетство. Выбор

Обнаружив Кантемирова в своем кабинете, Илья, тяжело дыша, пробормотал: «Разрешите», вошел и положил перед прапорщиком лист бумаги. Философ, зыркнув на Синицына, порылся в ящике стола, извлек оттуда очки и, нацепив их на нос, поднес бумагу к глазам. Быстро ознакомившись с ее содержанием, Кантемиров причмокнул губами, отложил лист в сторону и забарабанил пальцами по столу.

— И что это, суворовец Синицын? — спросил он сурово.

— Заявление, товарищ прапорщик, — громко ответил Илья, выдержав его немигающий взгляд.

Но внутри у парня все сжалось. От злости, которая переполняла Синицына еще пару минут назад, не осталось и следа. Сейчас, после того как заявление попало в руки Кантемирова, Илья впервые за последние дни забыл о Ксюше. И осознал, что делает. Господи, что же он делает?

Илья тревожно следил за реакцией прапорщика. А тот, бросив пренебрежительный взгляд на бумагу, отбросил ее в сторону.

— Я вижу, — отворачиваясь, сказал наконец Кантемиров после продолжительного молчания. — И как, интересно, эта блестящая идея пришла тебе в голову? — Он снова сел прямо, буравя курсанта взглядом.

— Пришла, и все, — нервно ответил Илья, а потом уже куда более эмоционально продолжил. — Надоело! Не нравится! Устал! Что еще? — Синицын почти кричал, убеждая прежде всего самого себя в том, что поступает правильно.

— Надоело, говоришь? Не нравится? — Прапорщик облокотился двумя руками о стол. — А ты не знал, куда идешь, да? Думал, просто будет?

Думал, тебе здесь ананасы в шампанском станут подавать?

— Ничего я такого не думал, — тихо проговорил Илья, опуская голову.

Кантемиров шумно выдохнул:

— Девка, небось, бросила, да, суворовец? Вернее, теперь — бывший суворовец. — Он покосился на заявление.

Слова «бывший суворовец» больно кольнули Синицына. Он сглотнул и нерешительно посмотрел на прапорщика. Тот поймал его взгляд и скривился:

— Что смотришь? Как ты, интересно, отцу в глаза посмотришь? Он же у тебя офицер, если я не ошибаюсь?

Парень вздрогнул. Отец всегда мечтал, что Илья, когда вырастет, станет военным. Да уж, ему трудно будет понять сына. Точнее, невозможно. Представив лицо отца, Синицын почувствовал, как краска заливает его собственное.

— Впрочем, какой из тебя офицер? — небрежно, даже презрительно сплюнул Кантемиров. — Трудностей испугался на первом же повороте.

Хороши бы мы были, если бы семнадцать лет назад из ущелья к женам — мамам уползали, бросая товарищей. Что же мы, по-твоему, такие глупые, что тогда об этом не подумали? — Кантемиров зажмурился, снял очки и поднес их к переносице. — А нас, Синицын, после того боя всего четверо осталось. Остальные… — Кантемиров махнул рукой так, что выронил очки. Они грохнулись на стол, но уцелели. — Пошел вон, Синицын. Я передам взводному твое заявление.

Илья стоял, почти не дыша. Стоял, глядя на Кантемирова, который поднялся и, показывая, что разговор окончен, повернулся к нему спиной. Прапорщик напряженно смотрел куда-то вдаль. Так далеко, что, сколько ни присматривайся — все равно не увидишь. Громко и настойчиво тикали часы. Часы вообще умеют выразительно тикать и выразительно молчать.

Синицын догадывался, о чем молчит прапорщик, и боялся заговорить первым. Но ему нужно было это сделать, чтобы хоть попытаться исправить то, что он сейчас натворил.

— Чего тебе еще? — глухо спросил Кантемиров, чувствуя, что Илья не ушел.

Медленно подойдя к столу, Синицын решился:

— Товарищ прапорщик, а можно мне заявление обратно забрать?

Не оборачиваясь, Кантемиров пожал плечами:

— Это твое заявление.

Илья быстро взял со стола листок и засунул его в карман. Но не ушел немедленно.

— Товарищ прапорщик, простите меня, пожалуйста, — попросил он негромко.

— Идите, суворовец Синицын, — все так же не оборачиваясь, приказал Кантемиров.

За дверью Илью ждал Леваков. Он нервно ходил взад-вперед, озабоченно поглядывая по сторонам.

— Синица! — радостно воскликнул Андрей, едва Илья вышел. — Ты зачем к Философу ходил? — подозрительно спросил он, пытаясь по виду товарища угадать, о чем шла речь.

— Ходил, потому что дурак, — признался Илья.

— Ну, не без этого, — быстро согласился Андрей и тут же сменил тему:

— Пошли, что ли, литературу учить? И так время потеряли.

Илья кивнул. Ему стало вдруг очень легко. Когда они проходили мимо мусорного ведра, он приостановился, вытащил из кармана Ксюшино письмо и злополучное заявление, порвал их, не глядя, на мелкие кусочки и с удовлетворением выбросил.

Глава седьмая.

1 Раздавая увольнительные, майор Василюк наставлял кадетов. Но те слушали вполуха, жадно следя за руками командира.

— И помните, что и за территорией училища вы не перестаете быть суворовцами! Ваш внешний вид, ваше поведение — все это поведение суворовцев. И если, не дай бог, вас пой мают за какой-нибудь пакостью, все будут знать, что сделал это не кто-нибудь, а суворовец! И позор ляжет не только на провинившегося, но и на его товарищей. Да что там — на все Суворовское училище!

Получив свои увольнительные, Илья и Андрей облегченно вздохнули.