Кадеты императрицы

Шевалье и слышать ничего не хотел. Одна мысль о разлуке леденила его кровь. Ее муж? Ах, что ему за дело до этого мужа! Он даже не пытался узнавать его имя, чтобы оградить себя от упреков совести. Англия? Что за фантазия? На что нужен этот морской переезд?

Однажды вечером он рискнул сказать:

— На что вам уезжать? Или вам здесь плохо?

— Ах нет, мне здесь, наоборот, слишком хорошо! — ответила Луиза со вздохом и тотчас же потупилась, словно спохватившись.

Но шевалье сиял. Это было признание! Он так пламенно добивался его. И вот наконец оно прозвучало!

Луиза, со своей стороны, готовилась к неизбежной развязке. По временам она все еще колебалась. Ее смущал не факт убийства, нет, а кошмарная необходимость пожертвовать собой, принадлежать этому полустарцу, этому ненавистному бахвалу, одно мимолетное прикосновение которого вызывало в ней трепет непреодолимого отвращения. А между тем обойтись без этого было нельзя. Пока она оставалась для него посторонней, он каждую минуту мог заподозрить ее, и тогда дело было бы неминуемо проиграно. Только в ее объятиях, в экстазе обладания был бы он способен вполне позабыться и без рассуждений, без размышлений всецело подпасть под ее власть.

Да, все это так, все это она прекрасно понимала, давно решилась на это. Но теперь, когда близилась роковая минута, все ее существо громко кричало и восставало от ужаса и отвращения.

Так прошла целая неделя. Луиза не решалась, а шевалье с каждым днем распалялся все сильнее и сильнее.

Он то молил, то уговаривал, то грозил употребить насилие, но мгновение спустя снова молил ее чуть не со слезами.

— Зачем вы мучаете меня, Луиза? — говорил он со стоном. — Зачем? Ведь я знаю, что вы любите меня… Я читаю это в ваших глаза, а ваши глаза не лгут… Сжальтесь, Луиза… Клянусь вам, что я предпочел бы смерть этой медленной пытке.

Слушая эти жалобы, несчастная вдова хотела отхлестать по щекам этого похотливого старика. Ей хотелось сбросить с себя маску и обнаружить всю свою ненависть, всю непримиримую вражду, всю ярость и омерзение. Но она героически сдерживалась и, предвкушая всю сладость победы, призывала себе на помощь незабвенный образ мужа, вопиющий об отмщении. С этой целью она превозмогала свои чувства и предоставляла свои руки отвратительным, жадным поцелуям своего обманутого врага.

Наконец Луизе пришлось уступить. Однажды вечером ее второй ужасный, но, к счастью, нетребовательный поклонник, Бернар, отправился с рыбаками на ночной улов. Бруслар закрыл за ним дверь и, вернувшись к своему кумиру, снова начал свои обычные иеремиады.

— Мы одни, Луиза, совсем одни, на всю ночь, — сказал он. — Какой дивный случай для влюбленных! Смотрите, Луиза, я у ваших ног! Луиза, сжалься надо мной, будь моей! Зачем ты мучаешь меня? Чего страшишься? Никто не узнает. Верь мне, я порядочный человек. Наконец, я уже вышел из тех лет, когда хвастаются своими победами и кричат имя своей возлюбленной на всех перекрестках. Смотри, я так силен, что мог бы сломить тебя, как соломинку… Но нет! Я хочу, чтобы ты сама, добровольно отдалась мне, Луиза. Я хочу, чтобы ты сама сделала мне этот бесценный дар. Будь милосердна… Послушайся голоса своего сердца!.. Я уверен, что оно молит тебя за меня…

Он был почти прекрасен, окруженный ореолом своего искреннего чувства, своей сильной страсти.

Тогда Луиза де Кастеле разразилась громким смехом, каким она смеялась в короткий период своего счастья. Она покорялась неизбежности. Отсутствие Бернара действительно давало все шансы на успех. Она хохотала в последний раз…

Шевалье с удивлением глядел на нее, а потом, приняв этот нервный смех за проявление долго сдерживаемой страсти, сильным движением притянул к себе на грудь Луизу, крепко обнял ее и обжег ее губы огненным поцелуем.

Она тихо высвободилась и убежала, шепнув:

— Сейчас!.. Подождите… Я позову вас…

Шевалье оперся руками на спинку кресла и, тяжело дыша, стал нетерпеливо считать мгновения. Он жадно прислушивался к легким шагам молодой женщины, раздававшимся над его головой. Наконец, после, как показалось ему, целой вечности томительного ожидания, до него донесся с лестницы робкий шепот:

— Идите!..

Он быстро вбежал по лестнице. Дверь была отперта, но огонь погашен. Только бледные осенние лучи луны, пробиваясь сквозь щели ставни, нерешительно освещали кровать, смутно белевшую в глубине комнаты.

С сильно бьющимся сердцем подошел Бруслар к этой кровати и лихорадочно нащупал очертания женского тела, распростертого на ней… Ему в лицо ударил аромат любимых духов Луизы. Этот аромат окончательно вскружил ему голову…

— Благодарю! — прерывисто промолвил он.

Среди ночи Луиза, разбитая и измученная, встала с кровати.

— Куда ты? — спросил шевалье.

— Я хочу пить.

— И я тоже.

О, она рассчитывала на это!

Луна по-прежнему слабо освещала комнату, но если бы шевалье мог видеть в эту минуту выражение лица своей обожаемой любовницы, он, вероятно, содрогнулся бы от ужаса — так оно было трагично. Надвигалась роковая развязка.

Луиза налила себе стакан и выпила его большими глотками.

— Хочешь? — спросила она.

— Дай! Что это такое!

— Вода.