Кадеты императрицы

В один из первых же дней он увидел Полину. Она ехала одна, небрежно откинувшись на подушки коляски. Ее встречали и сопровождали громкие, восторженные приветствия, на которые она отвечала легким поклоном головки.

Гранлис стоял в первом ряду зрителей. Взоры Полины встретились с его взорами, но в ее глазах ничего не отразилось: ни радости, ни смущения, ни недовольства, — как было, так в них и осталось скучающее равнодушие. Она взглянула, отвернулась, и экипаж умчал ее дальше.

— Она не видела меня, — решил влюбленный, упорно не желавший терять надежды.

Но на следующий день, в тот же самый час, Людовик снова увидел Полину. На этот раз она была не одна. Рядом с ней сидел флорентийский вельможа, с профилем античных медалей, граф Маджиоло, сменивший Семонвиля, которого Полина уже успела вычеркнуть из своей жизни. На этот раз она как будто кого-то искала в толпе. При виде Гранлиса в ее золотистых глазах вспыхнул злой огонек, и — видимо, заранее обдуманно — она поднесла к губам графа Маджиоло свою обнаженную руку; последний не замедлил покрыть ее горячими поцелуями, несмотря на то, что их окружала целая толпа. И те несколько мгновений, которые длилась эта немая сцена, она не спускала иронического взгляда со своего отвергнутого возлюбленного.

Гранлис вернулся в свою гостиницу совершенно обезумевшим. Он заперся у себя и провел несколько поистине трагических часов своей жизни.

Вероятно, в эти тяжкие минуты он решил отказаться от каких бы то ни было надежд: будь то любовь Полины или же наследственный трон Франции, а задумал искать смерти и умереть без шума, без огласки, исчезнуть навеки для жизни и для истории, как воплощенная загадка.

В тот же самый вечер к нему явился шеф жандармерии и передал приказ о немедленном выезде из Рима. Проведя бессонную, лихорадочную ночь, Гранлис рано утром покинул Рим, пламенно желая всемирной, беспощадной войны, в которой он мог бы сложить свою злосчастную голову.

Вернувшись в Париж после шестинедельного отсутствия, он выказал неблагодарность по отношению к Борану и его дочери, даже не известив их о своем возвращении и не побывав на набережной д’Анжу. Его душой владели такое отчаяние, такой беспросветный ужас и тоска, он был так утомлен жизнью, так изверился в женщинах и в людях вообще, что тяготился одной мыслью о свидании с ними. Зато он тотчас же кинулся в главный штаб, подал рапорт о своем выздоровлении и прошение о зачислении его в действующую армию. Но ему ответили, что войска, вверенные начальству Жюно, уже отправились в Португалию, в другом же месте пока нигде не предвидится никаких военных действий, и потому ему посоветовали вооружиться терпением и ждать.

Это привело Людовика в еще более сильное отчаяние. Бездействие прямо-таки угнетало его, повергая в тяжкие воспоминания и тоску о былом.

Он выбрал себе новое убежище в Шальо, поблизости от Фоли-Бегоньер, каждое утро ходил к маленькому беленькому домику, стоявшему теперь с закрытыми ставнями, и вспоминал прошедшие там чудные мгновения. Все эти воспоминания страшно волновали его, и все это вместе с полученными ранами, болезнью и моральными ударами судьбы преждевременно старило его. Принцу было двадцать два года, а на вид он казался тридцатилетним. Выражение его лица стало угрюмым и озлобленным. Изо всей своей былой мощи он жалел лишь об одном: об утрате возможности безнаказанно мстить и жестоко карать.

Так окончился 1807 год. Наступил 1808 год и дал принцу возможность лишний раз убедиться в своем бессилии и ничтожестве сравнительно с колоссом, сумевшим утроить его владения. Мечтать было больше не о чем, он был побежден.

XXII

Наполеон же тем временем уничтожил трибунат, значительно почистил магистратуру, основал счетную палату, создал новое торговое законодательство и утвердил дворянство и наследственность титулов. Кроме того, он основал императорский университет и значительно расширил и улучшил институт науки и искусства, а кроме того, восстановил прежний придворный церемониал.

К этому же времени относится целый ряд пышных празднеств и военных парадов, а вслед за этим — триумфальное путешествие по Италии, во время которого Евгений Богарне [3]получил титул принца Венецианского.

Побежденная оппозиция уныло опустила крылья.

1807 год был кульминационным пунктом славы Наполеона. Он последовательно победил австрийцев, пруссаков, русских и заключил мир, трижды славный для себя и для Франции.

Но едва только он успел закончить войну с северными властителями, как его злой гений подтолкнул его на войну с Испанией. Большая часть зимы прошла спокойно, но в конце февраля в воздухе уже запахло порохом. Армия втихомолку готовилась к новому походу. В марте был объявлен приказ быть наготове, а 8-го передовые войска уже двинулись в поход. Мюрат получил звание генералиссимуса. Началась испанская война — мрачная страница истории, война, изобиловавшая зверскими убийствами, гнусными западнями, война монахов-фанатиков, мужиков и озверевших пастухов.

Уцелевшие «кадеты императрицы» были по приказанию Наполеона прикомандированы адъютантами к Мюрату.