Кадеты Точка Ру

– Увы, увы. Как замечено, вынужден скитаться. Знаете ли, наш закон о реституции так несовершенен! Временно приходится работать по найму, и непрерывно в разъездах. Спешу в Калугу, к тамошним патриотам. Буду консультировать по сложнейшим и запутанным вопросам исторического наследия, так сказать. Гм. Здесь заканчивается. Вы разрешите, я опустошу?

– Допивайте бутылку, и будем спать.

– И вынужден ждать, пока восторжествует закон. А тем временем, в моём родовом гнезде по-прежнему располагается вульгарный клуб, и там плюются подсолнечниками ужасные колхозники из деревни Дешовки…

– Дешовки? – Телегин поднял глаза. – Я как раз туда.

– Вы несчастный человек, это гиблое место! Деревня в каком-нибудь километре от моей усадьбы, и поверьте, я знаю про Дешовки всё.

Блестя глазами, молодой историк и потомственный дворянин поведал Телегину страшную историю о проклятой деревне. Якобы ещё во времена хана Батыя, когда неподалёку от Дешовок насмерть оборонялся от азиатских захватчиков крепкий город Козельск, жители деревни предпочли миром поладить с завоевателями и дёшево откупились от монголо-татар собольими шкурками. Так вот их и прозвали – Дешовки. С тех пор, по устоявшемуся преданию (а так это или нет, кто знает), деревня проклята за предательский сговор с кочевниками: здесь живут одни пьяницы, воры и лентяи.

– У них там половина деревни носит эту фамилию! Дешовкины! Они ходят в мою усадьбу и смотрят индийские кинофильмы, и плюют на древний фамильный паркет! Впрочем, осталось недолго. Ваше здоровье!

– А до Оптиной пустыни от Дешовок далеко? – спросил, Телегин. – Мне говорили, рядом…

– Да, да, совсем рядом, – обрадовано закивал попутчик и стал рассказывать про Гоголя, который сжёг в Оптиной неудавшиеся рукописи, про трёх тамошних монахов, которых несколько лет назад зарезал на Пасху одержимый сатанист.

– Странные места, – грустно улыбнулся Телегин. – Тут тебе и Козельск, и Оптина – две такие крепости! А рядом, под самым боком, – Дешовки какие-то.

– Удивительный край, восхитительный и парадоксальный, – оживлённо закивал наследник Манильчиковых. – Не случайно ведь, братья Карамазовы тоже из наших мест, можно сказать, земляки…

* * *

Телегин заранее взвалил самый большой рюкзак на спину, второй – поменьше – повесил на грудь, в левую руку взял тючок с палаткой и спальным мешком, а правой помахал Григорию Изяславовичу, который непременно пожелал лично проводить любезнейшего Виктора Петровича.

– Всего наилучшего! Может быть, ещё увидимся и продолжим нашу беседу, непременно продолжим! – кивал и улыбался пьяненький наследник Манильчиковых.

– Пока, брат! – Телегин шагнул на пустой перрон.

По грязной, раскисшей обочине Телегин шагал тяжело и небыстро. Редкие грузовики проносились мимо, обдавая отставного подполковника грязной моросью.

– А здесь красиво, – сказал себе Телегин, поглядывая на могучие сосны, возвышавшиеся по обеим сторонам поганенькой бетонки. – Только ворон многовато, и каркают противно.

Мимо прогромыхал грязноватый «УАЗик» и вдруг, точно вкопанный, остановился метрах в полсотне впереди. «Вроде не милицейский?» – сощурился Телегин. Когда бывший сотрудник ФСБ, гремя консервами, точно рыцарь доспехами, поравнялся с машиной, пассажирская дверь отворилась. Внутри сидел огромный чернобородый монах и внимательно смотрел Телегину в глаза.

– Залезай, – предложил борода. – Подвезу.

За всю дорогу монах не промолвил ни слова – но почему-то привёз Телегина не куда-нибудь, а именно в Дешовки.

– Спасибо, – поблагодарил подполковник, вытаскивая рюкзаки.

– Как звать-то? – вдруг спросил водитель, уже включая передачу.

– Виктор.

– Ну-ну… – вздохнул монах и дал газу.

Телегин пристально посмотрел вслед «УАЗику», который, резво потряхиваясь на колдобинах, завернул за угол мрачного, выгоревшего изнутри дома с заколоченными провалами окон. Виктор Петрович оглянулся на разбитую церковь, на два метра ввысь исписанную русской матерщиной и английскими ругательствами. Потом перевёл взгляд на обглоданный скелет автобусной остановки, которая, по совместительству, служила общественным туалетом. Перешагнул через мычащего мужика, пытавшегося заснуть в придорожной луже, и сказал вслух:

– Да. Места тут знатные.

Потом помолчал, вздохнул и добавил:

– И воздух лучше, чем в Москве…

– А чтоб ты сдох, сволочь! – на удивление отчётливо выговорил пьяный и снова упал в лужу разбитым лицом.

«Дорогой брат Виктор!