– Значит, Проспект Мира перекрыли, – машинально прокомментировал Царицын. – Где у нас памятник де Голлю? Правильно, недалеко от Звёздного бульвара. Ася, когда будем пить чай? Петруша, ты с малиной?
Петруша почему-то не отозвался. Совсем, бедняга, голос потерял. Ваня обернулся к больному приятелю:
– Выбирай опцию: с малиной или с мёдом?
А Петруша сидел с вытаращенными глазами и только щёки надувал, пытаясь что-то произнести.
– Поконкретнее, – усмехнулся Ваня.
– Г-д… где памятник находится? – медленно прохрипел Петруша, бешено вращая очами.
– Я же говорю, на Звёзд… – Царицын осёкся и чуть покраснел. Схватился за карман, нащупывая мобильный телефон.
– Ася! Карту Москвы, быстро!
Девочка подскочила, поспешно развернула атлас на старинном потёртом столе. Царицын впился в карту глазами. Наконец выдохнул:
– Так, всё! Работаем по броневику! Ася, к телефону. Звонишь во все пиццерии Северного округа. Заказываешь пиццу по адресу… записывай! Улица Первая, дом пять. Нет, нет! Дом номер семь!
– Пиццу? – эхом отозвалась девочка. – Но я не очень люблю пиццу.
– Пожалуйста, не обсуждай. Через четверть часа мне нужно как минимум двадцать… нет, тридцать заказов пиццы на указанный адрес. Это срочно, Асенька! Ха-ха! Отлично, теперь разберёмся с параллельной улицей…
Он заметался по кабинету, задевая старинные книжные шкафы.
– Петя, друг! Помнишь, у тебя был знакомый хакер? Который ломал для нас веб-сервер партии «Яблоко»? Звони-ка ему, срочно! Прямо сейчас, с мобильника.
Тихогромыч кинулся ловить скользкий аппарат в подушках. Поймал, вцепился обеими руками, набирая номер.
– Спроси своего хакера… не слабо ему на спор залезть на один сайт в Рунете?
– Государственный? – испуганно охнул Петруша.
– Да нет, ты успокойся. Мне нужно, чтобы он пробрался в портал одного молодёжного клуба… И разместил там объявление. Самыми огромными буквами!
Иван бегал вокруг карты, грыз карандаши, размахивал руками – длинная тень Царицына, то сжимаясь, то вырастая на половину потолка, прыгала по стенам. Возле камина, шелестя жёлтыми страницами телефонного справочника, Асенька неисправимо нежным голосом мурчала в старинную чёрную трубку:
– Здравствуйте, это «Лазанья ди Моска»? Я бы хотела сделать срочный заказ, пожалуйста…
Вскоре за телефон засел Иван:
– Алло, это квартира Бахиревых? Беспокоит кадет Царицын. Антоша, ты?! Срочное дело, брат! Готовые хухрики есть? Нужно много хухриков, очень много? А ведро наберётся?! Отлично! Антоша, прямо сейчас… Умоляю! Вопрос жизни и смерти одного достойного человека. Лети в район Выставочного центра! Переулок Гнобищенский! Нет уж, ты возьми карандаш и запиши! Дом девять, во дворе асфальтовый пятачок напротив второго подъезда! Надо всё засеять хухриками, равномерно! Как засеешь – сразу убегай! Там через полчаса тако-ое начнётся!..
– Никуда не уходить, всем быть на связи! – крикнул Царицын. Схватил Асин шерстяной платок, цапнул с блюда зелёное яблоко и стремительно вылетел из дома.
Глава 25. Если волк не сдаётся
— Не журись, Шарапов, вот разгребём мы с тобой эту шваль – в институт пойдём! Знаешь, как наша профессия называется?
– Как?
– Правоведение!
«Здравствуй, моя Суворочка. Сегодня отрубил голову у пленного турецкого паши, играл ею, кидался, как мячом. Прошлый раз дарил тебе на Рождество уши башкирцев да скальпы польских конфедератов. Теперь привезу бусики из глаз поганых турчат. Турки – не люди, убивать их надо, особенно детишек турецких, чтобы не плодилась эта нечисть богопротивная. И поляки не люди. И башкирцы не люди. Только русские – настоящие люди, потому что лицом белы и красивы, курносы и отважны. Мы должны всех завоевать и править всем миром, господами быть над народами. Половину народов пушками расстреляем, другую половину в цепи закуём, пущай работают на матушку Царицу нашу. Твой А. Суворов».
Сахарский ещё раз перечитал письмо, наслаждаясь тем, как грамотно всё сделано. Стиль – настоящий, суворовский. Именно таким языком русский генералиссимус писал своей дочурке.
Вот как интересно получается. Раньше думали, что Суворов просто гениальный полководец, а оказывается, сущий расист, человеконенавистник, чудовище! Душитель Польши, палач Поволжья и Яика, безжалостный бульдог Императрицы Екатерины. Сахарский улыбнулся, бережно вложил письмо обратно в кожаную папочку и, поморщившись, посмотрел в окно броневика.
Каньон проспекта заполнялся гарью. Стояли безнадёжно, начали глушить двигатели – из машины не выйдешь, можно угореть.
– В выходной день, п-пень! Это ж ухитриться надо, г-гады! В такую пробку! – рычал водитель, жирный охранник с кобурой на бедре. Докурив очередную сигарету, скрипнул жёлтыми зубами и, крутанув руль, двинул через встречные полосы – в переулки.