Кадиш.com

— Я хочу, чтобы они были здесь, потому что скучаю по ним и жить без них не могу — и потому что скучаю по тебе, — говорит Шули. — Потому что люблю тебя и люблю своих детей, и потому что я нашел способ взять весь этот ужасный обман и превратить обратно в истинную правду.

— Прошу тебя! — говорит Мири: ее терпение иссякло. — Хватит, в конце-то концов! Ты получил свой киньян, ты получил свои права. Нельзя так жить дальше, швырять всё в пропасть, которая никогда не наполнится.

— Нет, нет, — говорит Шули, — ты меня неправильно поняла. — И даже смеется вслух, чувствуя, как отлегло от сердца. — Это уже не ради меня, вот в чем чудо. Я здесь, чтобы служить другим — тем, кому посчастливилось меньше, чем мне.

Воцаряется настораживающее молчание. Он прижимает телефон к уху и слышит на другом конце линии, там, где Мири, звук сирены и гвалт играющих Хаима и Навы. Когда же Мири наконец прерывает молчание, она говорит:

— Значит, теперь ты снова в ладу со своей душой, муж мой?

— Как никогда в жизни. И только моя любовь к тебе, и только моя отцовская гордость — все те же, в них ни разу, ни на мгновение, нельзя было усомниться.

Шули, затаив дыхание, ждет ответа, и в нем вскипает радость — кажется, еще немного, и она взорвет его изнутри, когда Мири говорит:

— Я всегда старалась вообразить, как жилось бы нашим детям в Святом Городе.

— Значит, ты это обдумаешь?

— Да, муж мой, обдумаю.

Одно чудо за другим. Как быстро может перевернуться жизнь.

Шули с новыми силами изучает папки, и его внимание ни на миг не ослабевает. Пока он занят этим исследованием, он не чувствует усталости, ему не докучают ни голод, ни жажда. Когда рассветает, в памяти Шули уже запечатлен частичный список, а на полу сложен штабель документов — материальный результат его трудов. Когда Шули закрывает глаза, имена мало-помалу всплывают из памяти.

Шули решает, что первые тринадцать теперь известны ему достаточно хорошо: не только имена, но и характеры скрытых за именами людей. Первая «дюжина булочника», как это называется, у него в активе. Причем, когда дело касается евреев, тринадцать — вовсе не несчастливое число.

Завершая работу с первой аккуратной стопкой папок, Шули думает, что сегодня, если память не подведет, сумеет, возможно, осилить и вторую. Прежде чем перейти к следующей партии документов, отправляет жене Хеми СМС, всего одну фразу: «Скажите мужу, что его друг Шули нашел его телефон и хотел бы вернуть».

Шули полагает, что это сработает, ожидает скорого появления Хеми.

Что до жены Хеми, пусть ее муж сам ищет способ чистосердечно признаться и загладить вину.

Когда Хеми входит, Шули стоит на балконе у перил — декламирует наизусть свой список, сверяясь с бумажкой. Само собой, чтобы удержать в голове целую сотню, придется потрудиться чуть дольше.

— По шесть человек, — говорит Шули, обращаясь к Хеми. — По шесть каждый год. А иногда по семь.

— Шесть в год — кого?

— Новых клиентов. По новой, более справедливой таксе. Если ты передашь мне пароли и научишь поддерживать сайт, — говорит Шули. — Чтобы я смог сделать из него честное предприятие. Чтобы я смог одновременно зарабатывать деньги и молиться. Я все подсчитал. Свел дебет с кредитом. Если моя жена приедет и займется преподаванием. И если я тоже буду немножко преподавать. Плюс наш дом в Ройял-Хиллс. Если мы найдем на него покупателя, нам вряд ли грозит нищета.

Шули ведет Хеми в квартиру и показывает ему ползучие дюны из бумаг, заново разобранные стопки, демонстрирует стопку, лежащую отдельно.

— В итоге в этой стопке будет девяносто четыре человека, — говорит Шули. — Девяносто четыре, по-моему, — самое лучшее число для начала, в первый год работы.

Хеми раскрывает верхнюю папку:

— Эта совсем старая. Одна из первых.

— Да, — говорит Шули. — По возможности стараюсь действовать по порядку. Итак, те, кто все еще находится под Божьим Судом, будут, конечно, первыми на очереди. А потом самые старые пойдут в работу одновременно с самыми новыми. Так всего логичнее.

— Для кого логичнее?

— Для меня. И для вас. И для родственников. И для покойных, — говорит Шули. — Я буду молиться. Прочитаю пропущенные кадиши, все, сколько есть, за каждую позабытую душу. Если в этом году я прочту девяносто четыре кадиша и возьму еще шесть новых платных клиентов, наберется сотня. Для начала — по сто имен в год.

— Тогда это отнимет… — Хеми смотрит в пространство, принимается считать в уме.

— Тридцать лет, — говорит Шули. — По сотне в год — тридцать лет на то, чтобы все исправить. Тогда мне исполнится восемьдесят. Хорошее число!

Шули нервно переминается с ноги на ногу, словно пришел на собеседование насчет работы. Словно они с Хеми в сговоре, готовят сделку.

Обосновывая свою позицию, Шули говорит:

— В таком случае ничуть не грешно читать кадиш больше чем по одному человеку одновременно.