Кадры решают всё: Суровая правда о войне 1941-1945 гг.

«Наше положение было трудным до чрезвычайности. Среди нас было много прекраснейших, высококвалифицированных работников, было много преданнейших революционеров, исколесивших Россию по всем направлениям, в кандалах прошедших от Петербурга, Варшавы, Москвы весь крестный путь до Якутии, Верхоянска, но всем надо было учиться управлять государством. Каждый из нас мог перечислить чуть ли не все тюрьмы России с подробным описанием режима, который в них существует. Мы знали, где бьют, как бьют, где и как сажают в карцер, но мы не умели управлять государством и не были знакомы ни с банковской техникой, ни с работой министерств».

Поначалу могло утешить то обстоятельство, что первое самопровозглашенное Рабоче-Крестьянское правительство звалось еще и Временным. Но недолго, лишь до расстрела мирных демонстраций и разгона Учредительного собрания 5 января 1918 года.

По воспоминаниям старого партийца А. В. Шотмана (1880–1939), он отговаривал Ленина брать власть, поскольку не видел среди большевиков людей, способных управлять государством. Но Ильич сказал ему:

«Пустяки! Любой рабочий министерством овладеет в несколько дней, никакого особого умения тут не требуется, а техники работы и знать не нужно, так как это дело чиновников, которых мы заставим работать так же, как они теперь заставляют работать рабочих-специалистов».

И назначил Шотмана заместителем наркома.

С тех пор так и повелось в Стране Советов: не место красит наркома, а нарком место. Правоверный большевик, облеченный доверием партии, может руководить чем угодно, «никакого особого умения тут не требуется».

Разве могли быть плохими руководителями путей сообщения такие заслуженные борцы за пролетарское дело, как крестный отец всех чекистов Ф. Э. Дзержинский или сапожник Л. М. Каганович? А если кто-нибудь сомневался в правильности предначертаний и вредительски срывал планы, тех Феликс Эдмундович расстреливал сразу, а Лазарь Моисеевич (последовательно нарком тяжелой, топливной и нефтяной промышленности) объявлял врагами народа и отдавал в руки наследников Железного Феликса, то есть тоже расстреливал, но опосредованно.

Не был исключением в списке «старых большевиков» по вехам пройденного пути В. А. Антонов-Овсеенко, увлекшийся с семнадцати лет идеями пролетарской революции. Окончив кадетский корпус, он поступил в Николаевское военное училище. Однако, пройдя «курс молодого бойца», присягу на верность принимать отказался, мотивируя «органическим отвращением к военщине». За это Владимиру, потрясенному «оскорбительной обстановкой» казармы, влепили десять суток гауптвахты, а потом вернули его отцу. Повкалывав чернорабочим и кучером, через год Антонов поступил в юнкерское училище, где с энтузиазмом занимался антиправительственной агитацией и, в конце концов, был схвачен с подрывной литературой. Самое замечательное в этой истории — финал: выпущен офицером. Прослужил всего полгода, перешел на нелегальное положение.

Дальнейшие строки биографии содержат общие для людей его положения понятия: кружок, военный комитет, агитация, нелегальная работа, аресты, тюрьмы, эмиграция и тому подобное. Отсутствует лишь всё то, что относится к созидательной деятельности. Но человек, приговоренный царским судом к смертной казни, замененной двадцатилетней каторгой, не мог быть неспособным занимать самые высокие посты в стране: командующий войсками Петроградского военного округа, войсками Украины и начальник Политуправления РВСР (полководец), полпред и генеральный консул (дипломат!), нарком юстиции РСФСР (правовед).

Одна из виднейших фигур в партии — Матвей Муралов (1873–1959) — нигде и никогда не учился, в графе «образование» писал «самоучка». Зато был наделен правом распоряжаться судьбами и жизнями людей. Его должность — член Верховного суда СССР — требовала только одного — быть беспощадным к «врагам революции и делапартии».