Для более развернутой диагностики надо было снимать повязки, но этого до осмотра, который собирался проводить сам Александр Моисеевич, никто делать не стал бы. А ей уже пора было отправляться.
В расположение армейского управления Вилора добралась только к обеду. Доложившись уже знакомому полковнику (или, вернее, военврачу первого ранга) Геловани, Вилора стойко выдержала очередной натиск горячего кавказского мужчины, после чего тот, слегка успокоившись, сообщил ей, что завтра он соберет врачебную аттестационную комиссию, а послезавтра ее ждет уже армейская аттестация. Ну, или чуть позже. Война ведь, кто знает, удастся ли с первой попытки собрать необходимый кворум. А пока ей нужно выдвинуться в расположение армейского эвакогоспиталя и встать там на довольствие. Ну и еще он советует познакомиться с местным руководством и персоналом, поскольку большая часть врачебной аттестационной комиссии будет сформирована именно на базе личного состава эвакогоспиталя.
Едва Вилора добралась до эвакогоспиталя, как тут же выяснилось, что ее уже ждут.
– Военфельдшер Сокольницкая? – встретила ее сестра-хозяйка, к которой она прибыла со своим аттестатом. – Вас начальник госпиталя просил зайти, как появитесь.
Начальником госпиталя, как выяснилось, была военврач второго ранга Баженова. Когда девушка, постучав, вошла в ее кабинет, ее глазам предстала высокая, но при этом страшно худая женщина с некрасивым, но породистым лицом, сидевшая за большим столом, заваленным папками с историями болезни, и курившая папиросу, вставленную в длинный костяной мундштук. Если бы не белый халат и место, где она ее увидела, Вилора бы никогда не догадалась, что перед ней военврач и большой начальник. Так должны выглядеть актрисы или поэтессы, ну, или, на крайний случай, скульпторши или художницы. Причем работающие в каком-нибудь новомодном стиле, типа экспрессионизма или кубизма.
– Сокольницкая? – голос у начальника госпиталя оказался глубоким, но хриплым. Возможно, из-за пристрастия к курению. – А ну-ка рассказывай, что ты там натворила с этими своими спицами?
– С ка… а-а, это не спицы. Это иглы. Это акупунктура – активизация внутренних резервов организма с помощью воздействия на определенные органы. А что, вам звонили из нашего госпиталя?
– Да уж звонили, – усмехнулась Баженова. – Ваш Александр Моисеевич буквально кипятком ссыт. У него майор лежит, с обширными ожогами…
– Я знаю, – не выдержав, перебила ее Вилора, но тут же покраснела и извинилась: – ой, простите…
Начальник госпиталя хмыкнула, сделала долгую затяжку («вот нарочно ведь, видит же, как я переживаю…») и продолжила:
– Он сегодня в себя пришел. В первый раз после поступления. Да и ожоги отчего-то начали по краям подсыхать. А до того все шло к тому, что отойдет. Конечно, не факт, что эти твои иглы помогли, могла и сама собой ремиссия начаться. Человеческий организм до сих пор такая загадка… Но к этой твоей, как ее там, акупунктуре, все равно присмотреться не мешает, – она сделала еще одну долгую затяжку, после чего прищурилась и, уколов Вилору острым взглядом своих густо-черных глаз, спросила: – У меня повторить сможешь?
– Ну-у-у, да, наверное…
Следующие двое суток для Вилоры превратились в сплошной конвейер. За это время девушка обработала двадцать три человека. Могла бы и больше, но она взяла с собой только один комплект спиц. А период обработки одного человека составлял более тридцати минут. Плюс время на установку. В общем, до вечера она успевала обработать всего около десятка раненых. Баженова, в отличие от Шпильмана, велела обрабатывать не только безнадежных, но и всех остальных тяжелых, а также средних. Впрочем, тяжелых в эвакогоспитале было всего девять человек. Большую часть таковых уже отправили в тыл.
Медицинская аттестация прошла, так сказать, в рабочем порядке – после установки очередному раненому комплекта спиц, полковник Геловани, до сего момента коршуном нависавший над работавшей Вилорой, распрямился и окинул взглядом всех, кто толпился в большой палате, в которой она, так сказать, священнодействовала, хмыкнул и сказал:
– Ну, товарищи, раз у нас здесь как раз собрался кворум, может заодно, пока ждем, проведем и аттестацию?
Аттестация прошла довольно быстро, но отнюдь не формально. Девушке пришлось изрядно попотеть, как демонстрируя свои институтские знания, так и рассказывая, так сказать, высокому собранию, какие операции и кому она успела сделать. И с какими трудностями при этом столкнулась. И как их сумела преодолеть. И о своем первом умершем тоже рассказала… С дрожью в голосе. Потому что, несмотря на прошедшее с того момента время и все потери, едва только она начала об этом говорить, ее снова охватила та же самая острая боль, как и в тот момент, когда это только что произошло. Но долго страдать не получилось. Пришло время вытаскивать иглы из одного пациента и ставить в следующего. А потом пошли другие вопросы.