Кадры решают всё

– И вот что, обершарфюрер, – усмехнулся русский, – меня достаточно сложно убить. Так что я гарантирую вам, что в случае если вы попробуете поступить вразрез с только что подписанным вами обязательством, – тут он похлопал себя по карману, в которое убрал подписанное Густавом заявление, – я не буду убивать вас сам, а предоставлю это право вашим бывшим соратникам.

Ойбель сглотнул и кивнул, показывая, что все понял и не будет делать никаких глупостей. После чего взял протянутые ему списки и выскочил из кабинета.

В кабинет он вернулся только через полчаса. Ну а что вы хотели? Перед передачей списков в организационный отдел их следовало утвердить у коменданта. Потом пришлось выслушать вопли начальника организационного отдела обер-лейтенанта Шнейдемана, который грозил накатать докладную на гауптштурмфюрера Легловски за то, что тот вот так вот ставит его перед фактом, не дав времени организовать все как положено. Затем он был вынужден поприсутствовать при ругани Шнейдемана с начальником охраны лагеря…

В общем, когда Густав, с дрожью в ногах, распахнул дверь их с покойным Легловски кабинета, он был готов ко всему… но не к тому, что он увидит русского, одетого снова в свою собственную форму. Правда, с некоторыми отличиями. Русский был без оружия, босой и без поясного ремня. То есть на первый взгляд почти ничем не отличался от любого другого русского военнопленного, находящегося сейчас на территории лагеря. Ну, за исключением несколько меньшего размера щетины, большей чистоты самой формы и… запаха. То есть его отсутствия. Переменный контингент лагеря не обеспечивался ни помывкой, ни стиркой, поэтому воняло от них…

– Значит так, обершарфюрер, – спокойно начал русский, когда Ойбель вошел внутрь и закрыл за собой дверь, – слушайте, что вам необходимо будет сделать. Во-первых, уже через полчаса приедут машины, на которых мы будем вывозить тех, кого мы с вами отобрали. Но машины приедут не пустые. В их кузовах будет загружено оружие, – он усмехнулся. – Не беспокойтесь, никто не собирается валом выгружать его из кузовов автомобилей на глазах у всей лагерной охраны. Оружие будет упаковано в ящики из-под медикаментов и архивов. И мне нужен ваш совет, куда его разгрузить. Ну, чтобы никто, после того как все закончится, не связал его с вами. Понятно?

Густав судорожно кивнул.

– Тогда думайте, а я продолжу. Во-вторых, на разгрузку машин должны попасть эти люди, – он протянул Ойбелю короткий список из двух десятков фамилий, напечатанный на той же машинке. – И я. Как это сделать так, чтобы этот список снова не связали с вами – тоже думайте. В принципе, можете просто попозже, во время разгрузки, показать мне тех, кто будет знать, что вы с этим связаны, после чего они совершенно точно умрут во время нападения. Понятно?

Ойбель судорожно кивнул.

– Далее. После окончания разгрузки я и люди из списка должны минут на десять остаться в том помещении, куда будут перегружены ящики. Желательно одни. После чего большая часть их должна быть отправлена в свои блоки. А человек пять-шесть должны задержаться в этом помещении до ужина. На каких-нибудь работах. Сами придумаете на каких. Скажем, что-то переложить, что-то перепаковать, что-то сдвинуть. Ну, не мне вас учить… Меня же вы должны отправить в шестой блок. Насколько я помню, он ужинает вместе с девятым?

– Так точно.

– Вот и хорошо, – русский был явно возбужден. И это тоже было признаком «окопного безумия». Они все всегда приходили в такое состояние перед боем. Но Ойбель уже зашел так далеко, что отступать было просто некуда. Оставалось надеяться на то, что русский знает, что делает… и что он успеет до собственной гибели воплотить хотя бы часть своих обещаний. Ну, скажем, действительно прикончить всех тех, кто сможет выступить свидетелем обвинения обершарфюрера в государственной измене и предательстве дела фюрера.

– Ну и последнее. Коменданта мы уберем. А вы, как начнется заварушка, забаррикадируйтесь в какой-нибудь комнате, причем, желательно, с каким-нибудь господином, имеющим хорошие связи с кем-то вышестоящим, которого непременно будут отмазывать изо всех сил, и который будет для вас полностью безопасен, и оставайтесь там, пока не подойдут ваши. Да, если вздумаете пострелять – не начинайте этого раньше, чем через двадцать минут после начала. Иначе я за вашу голову и гроша ломаного не дам. Понятно?

И обершарфюрер Ойбель торопливо закивал головой.

11

– Должен вам сказать, Вилора Сергеевна, что ваш рассказ был очень интересен и сильно нам помог, – с этими словами высокий, но очень толстый человек, с короткой квадратной щетиной усиков, под большим широким носом, поднялся на ноги и, ухватив руку Вилоры пухлыми пальцами, горячо пожал ее. Со всем, так сказать, своим кавказским темпераментом. Кем он был – Вилора не знала. Он представился просто Богданом Захаровичем.