Кадын - владычица гор

— Вот пристала! Сама третьего дня братцу Бобыргану чуть голову мечом быстрым не снесла, а всё сказок требуешь!

— Мы же играли! — Кадын вспыхнула.

— Играли они! Дитё ты неразумное! А кто на прошлой неделе Алмыса-оборотня на полёт стрелы к аилу не подпустил?

— Он овец из отары красть повадился, — потупилась девочка. — Я ж проучить хотела, чтоб неповадно было…

— Ну-ну, — хитро шаманка прищурилась. — А родственницу мою, ведьму Кучичу, зачем на кедр подвесила, перед честным народом на посмешище выставила? Чем тебе старая, больная женщина не угодила?

— Да ведь она тайменя в реке снадобьем колдовским травить удумала!

— Серьёзно? — смутилась Мактанчик-Таш. — Не знала… Ладно, слушай сказку. В стародавние времена жила-была на Алтае Мааны.

— А кто такая Мааны?

— Чудо-зверь, — шаманка отрезала. — Слушай, не перебивай!

— Я слушаю, слушаю!

— Была она большая, как столетний кедр. И одинокая. По горам ходила, по долам — нигде похожего на себя зверя не встретила. И уже начала понемногу стареть.

«Умру, никто на земле про меня и не вспомнит, — Мааны печалилась. — Забудут все, что жила когда-то на свете Большая Мааны…»

Молилась она духу воды Су-ээзи, молилась духу гор Ту-ээзи:

— Прошу, пускай хоть один детёныш из моей утробы выйдет, пусть будет ростом хоть с муравейник, хоть с пенёк кедровый, хоть с крохотного сыгыргана-сеноставца[10]!

Мало ли, много ли времени прошло, но, видно, услышаны были её молитвы. Понесла Большая Мааны сына.

— Расти, расти, мой малыш! — пела радостная Мааны. — Расти, расти!

Но подрос сынок совсем чуть-чуть и остался мелким зверем. А от матери петь-мурлыкать научился. Был это кот, оказывается…

Второй сын родился росомахой криволапой. Третий — пугливой рысью с чуткими ушами.

— Ой, а я видала такого! У него ещё на голове кисточки! — Кадын обрадовалась.

— Четвёртый сын родился барсом отважным, — неспешно Мактанчик-Таш продолжала. — Пятый — хитрым и сильным тигром. А шестой — громогласным львом.

«Шестерых я родила! — думала Мааны. — Никто мне теперь не страшен, даже человек!»

Однажды, ласково на своих детей поглядев, сказала Мааны:

— Надо бы найти азык — добычу. Мяса мне хочется!

Старший сын — кот — помурлыкал и вразвалочку на охоту побежал. Вернулся с малой пташкою в зубах. Поигрался с ней, позабавился да и выкинул.

— Слушай, сынок, с твоими повадками трудно тебе в тайге придётся. Ступай-ка ты к человеку жить.

Второй росомаха пошла. Семь дней по тайге бродила. На восьмой остатки волчьего ужина принесла.

— Твоего угощения ждать — с голоду помрёшь, — Мааны молвила. — Лезь-ка ты на кедр!

Третьей пошла рысь и добыла косулю.

— Да будет охота твоя всегда удачлива! — Мааны обрадовалась. — Глаза твои зоркие, уши чуткие! Ты хруст сухой ветки чуешь на расстоянии дня пути. Тебе в непроходимой чаще хорошо жить будет. Там, в дуплах старых кедров, ты детей своих растить будешь.

Тут очередь барса настала. Одним прыжком вскочил он на островершинную скалу, одним ударом лапы теке-козла повалил.

— Живи ты на высоких скалах, там, где горные козлы и круторогие бараны пасутся!

Куда пошёл тигр, Мааны не ведала. Добычу принёс ей, какую не просила. Положил он к ногам матери убитого охотника.

Заплакала Большая Мааны:

— Жестоко твоё сердце, сынок! Первым ты вражду с человеком начал, полосами твоя шкура покрылась от крови его. Уходи в тростники жить, прячься там от людей!

Младший сын — лев — пошёл еду добывать. Ленивый, спустился он в долину и приволок оттуда убитого всадника и лошадь.

Мааны-мать чуть ум не потеряла.

— Ох-ох! Зачем я шестерых родила? Ты младший — самый свирепый! На моём Алтае не смей жить! Уходи туда, где не бывает зимы. Может, жаркое солнце смягчит твоё твёрдое сердце!

Так услала от себя Большая Мааны всех шестерых детей. И расселились они по всему белу свету…

Только закончила свою сказку шаманка, как из леса мяуканье жалобное послышалось.

— Смотри! — Кадын от удивления вскрикнула. — Это же Мааны сынок!

Из чащи на поляну рыжий пятнистый котёнок крадучись вышел. На кончиках настороженных ушей его две пушистые кисточки покачивались.

— Рысёнок! — обрадовалась принцесса и зверёныша на руки подхватила.

Фыркнул зверёк и укусить назойливую девочку попытался.

— Ой! Какой ты ворчун!

— Не трогай! — Мактанчик-Таш воспротивилась. — Блохи у него, должно быть!

— Ещё чего! — рысёнок рявкнул, из сильных объятий Кадын выкручиваясь. — Мой мех почище твоих седых косм будет! А взгляд мой острей, чем у орла! — жёлтыми раскосыми глазами он сверкнул. — Отойди, а то испепелю!

От такой дерзости ноги у старухи подкосились, и она в муравейник со всего маху села.

— А где же мама твоя? Мааны где? — Кадын спросила.

— Никакой такой Мааны не знаю я! — рысёнок осклабился. — Мать моя в неравном бою с семиголовым Дельбегенем погибла! Славное её имя прошу не упоминать попусту!

— Подумать только, какие нежности! — вытряхивая из-под семи халатов больших рыжих Муравьёв, шаманка проворчала.

— Так ты сирота, маленький! — Кадын попыталась приласкать рысёнка, но тот когти выпустил.

— Я не маленький! Мне третий месяц пошёл! Отпусти, не то худо будет!