Кадын

– Ты велела мне ждать у серых камней. Я был там, но не нашел тебя.

– А, ты тот воин, что обещал провести меня к царю, – сказала она устало, но ни тени смущения не сквозило в ее голосе. – Ты правда можешь провести меня к ней?

– Могу. Но для чего тебе это?

Она не ответила. Голова ее снова упала, она в задумчивости втаптывала в землю камешек.

– А верно то, что ты вчера сказал? Что ты видел лэмо?

– Верно.

– Ты смелее, чем я думала, – сказала она равнодушно. – И смелее меня. Я не пошла за ними. Верно, поэтому меня и не ждет Луноликая.

– О чем ты, дева?

– Я знаю, что по ночам после того, как положат покойника под насыпь, лэмо возвращаются туда, – сказала она вдруг. – Я не знаю, что они делают, я не решилась пойти следом. Я только видела, как они идут к насыпям в сумерках. И хотела сказать об этом царю. Как думаешь, могла бы она замолвить за меня слово перед Луноликой за эту весть?

Алатая больно кольнули эти слова – вот что ей надо было от царя, вот что ей надо от него! Но между тем другое чувство пробудилось сильнее.

– Ты верно знаешь, о чем говоришь?

– Да. Я видела это своими глазами, как тебя.

– И не пошла дальше?

– Нет. Мой ээ остановил меня.

– Где это? Ты могла бы указать место?

– Здесь. Да, могу указать. Но зачем тебе? Ты пойдешь туда?

– Пойду. Царь хочет знать все о лэмо.

– Хорошо, – сказала она, подумав. – Я укажу тебе место. Но я пойду с тобой.

– Ты не должна, если твой ээ…

– Сейчас он молчит. И я не прощу себе, если открою тебе тайну, а сама все упущу, – ответила она, и в ее голосе была вчерашняя дерзость. – Идем же! – И она припустила обратно через поляну.

Они вновь пересекли урочище и от трех камней углубились в лес. Дева двигалась в темноте легко, у нее было то же чутье охотника, что и у Алатая. Его охватила радость от ночного бега, когда ее легкая фигурка то и дело мелькала между стволов, и это было похоже на игру, он старался не упустить ее, но и не приблизиться слишком, чтобы не прекратить движения, но вот она поднялась до кряжа, свернула в сторону, прошла гребнем и, осторожно ступая, так чтобы и камешек не сорвался из-под ноги, стала спускаться.

Они вышли к поляне, большой, ровной, сокрытой меж деревьев, на ней стояло три дома Чу. Когда поляна открылась сверху, дева пригнулась и совсем стала тенью, скользящей у корней. Подобравшись поближе, она замерла на земле, коротко кивнула Алатаю, чтобы лег рядом.

Молодая луна еще не поднялась над горами, однако вся поляна казалась залита смутным белесым светом. Сперва Алатай лежал, слыша только свое сердце, часто и сильно ударявшее о камни под грудью, свое дыхание и тихое быстрое дыхание девы, ощущая тепло ее тела и жар от ее щеки, которая оказалась так близко, что он чуял, как пахнет ее кожа. От близости ее и дыхания, которое будто передавалось ему через землю, от холода весны и жара на коже, от того, что она совсем не обращала на него внимания, а потому он мог безнаказанно впитывать все, словно бы крал, – от всего этого его тело вдруг обмерло, и он почти позабыл, где сам и для чего пришел сюда, поэтому, когда она кивнула ему – гляди! – он не сразу понял, что увидел на поляне.

Видимо, прошло много времени – все как-то преобразилось, неясный свет оказался белесым туманом и начал сходить, словно бы просачивался меж камней. Алатай еще не мог понять, что происходит, как вдруг заметил движение у основания насыпи: что-то вдруг плеснуло снизу, и он увидел, что там был лаз. Он вцепился в него глазами, и скоро движение повторилось, а после над землей показалась голова, и вылез лэмо, а за ним следующий.

Их появление из-под земли, в такой близости от запретных домов Чу, было столь жутким, что Алатай одеревенел от ужаса. Те же, выбравшись, склонились над лазом, и скоро снизу стали появляться вещи – одежда, оружие, украшенные, одетые в золото деревянные чаши, золотые тонкие пластины, которые отодрали от седел… Кто-то еще был внизу и отдавал наверх скарб из свежей могилы. Лэмо набивали ими мешки, складывая все без разбору, и вели себя как уверенные, неторопливые воры.

И вдруг сильное, жгучее чувство опасности охватило Алатая. Как тогда, на перевале, он ощутил себя животным, скотиной для этих тварей из-под земли. Вмиг он вспомнил, как по-звериному быстро, с нечеловеческой скоростью мчались они по распадку, и тут же упала мысль, что на сей раз он без коня и не один, и так близко к лэмо, как нельзя.