Кадын

– Нет. Хотя, передай: скажи, Камкину шубу, с прошлой луны забытую, нашла Ал-Аштара, пусть завтра девы мои мерить ее до света приходят на опушку за станом.

Санталай рассмеялся и остановил коня.

– Приезжай сама, сестра! – крикнул мне, а потом добавил: – Да: Антулу духи жгут, сегодня все в доме братьев Ату собираются!

Я подняла руку в знак, что слышала его, и поехала дальше. Антула уже накануне казалась нездоровой, но я не видела вокруг нее духов болезни и думала, Зонар был причиной того: рядом с Очи он сел вчера и чашу с настоями ей подавал. Хоть ни словом, ни взглядом не обменялись они, Антула была горячечной и злобной, красные пятна ходили по ее мягкой, не покрытой глиной шее.

В нижнем стане жила Ильдаза, и к ней первой направилась я, решив собрать дев. Только у родного очага не оказалось ее. В том стане тоже был дом, где вечерами собирались бессемейные воины, и Ильдаза моя была там и смеялась звонко, блистая белыми зубами. На лице ее была краска, и запах ощутила я от ее тела сладкий, когда, удивленная и испуганная, вышла она ко мне. Но я лишь велела ей прибыть наутро и тут же уехала.

После направилась я в дом к Ак-Дирьи. Она жила на окраине стана, но и ее не было у родного очага. Все уже спали, одна лишь старуха, давно снявшая пояс хранительницы огня, как бы живая мать Табити, чаша с углями, сидела в полутьме. Ее и спрашивать я не стала, где Ак-Дирьи, у таких ум давно ссохся.

Отправилась к Согдай. Дом у нее оказался новым, опрятным. Она рассказывала мне, что этот дом ее отец для ее матери поставил. Отец у нее был богатый, многоконный человек, мать Согдай была его первой женой, но рожала ему только девочек, поэтому он взял другую жену, а первую отселил, чтобы ее духи не мешали новой детей к очагу звать.

Отчего-то я думала, что Согдай не ходит на посиделки. К Антуле ни разу не приходила она, а пойти к старшим скромность бы ей не позволила. Но и ее не оказалось у очага. Мать ее ко мне вышла. Была она небольшой женщиной, с узкими глазами, запуганной и слабой. С трепетом смотрела она на меня, как если бы я была большущим мужчиной, ворвавшимся ночью в дом. В люльке заплакал ребенок, и другая девочка, до посвящения, пошла успокоить его.

Делать нечего, пришлось и мне отправиться в дом братьев Ату. Со смутным чувством поехала я туда. Оказалось, что все девы проводили вечера на посиделках, и от этого было мне противно, будто подвела я Камку. Ехала, не разбирая дороги, и сама себе вслух пеняла:

– Вождь примером для всех становится. Что он возьмет себе в голову, то его люди будут думать. Сам перед собой и перед людом чист и прозрачен он должен быть, как ручей. А я? Что я за вождь? Чему я дев за эти дни обучила?

Но тут услышала сзади хруст снега. Кто-то ехал за мной, а я не слыхала, погрузившись в мысли. Обернулась – и вздрогнула: меня нагонял конник Талай. Медленно вел он своего прекрасного долгоногого коня, верно, давно в мой след ступая. А как обернулась я, сжал коню бока и вмиг поравнялся со мной.

– Легок ли ветер? – спросил он с улыбкой. Я кивнула в ответ и сама себе подивилась: кровь бросилась в лицо, как заговорил он, и сердце сильнее забилось. В первый раз видела я его с того вечера, как пришел он в дом Антулы, а оказалось – только его и ждала. – Помешал тебе, дева? С духами разговаривала? Куда ты едешь?

– К братьям Ату.

– Хе, будет там жарко сегодня, столько людей соберется под одной крышей! – усмехнулся он. – Вместе поедем, или ты другую знаешь дорогу?

– Нет, поеду с тобой.

Шагом тронулись. Меня одолела робость, хотелось заговорить, но не знала о чем. Даже глаз не поднимала, все на гриву конька смотрела.

– Я помню свое обещание, царевна, а вот ты, верно, забыла, – сказал Талай, и я с удивлением глянула на него – не смеется ли? – Так и будешь на горном коньке ездить? К лицу ли то воину?

Я вспыхнула и отвела глаза.

– Ты, я вижу, не в духе сегодня, Ал-Аштара. Или не рада проводнику?

– Нет, Талай. Я рада тебе. Но я думала, ты пошутил о скачках.

– По рукам били – разве шутка? До праздника весны немного осталось. Найдем тебе хорошего коня и будем учить дороги стелить.

– Меня с детства не учили коней объезжать. Боюсь, не подойду я для скачек.

– Те! Ты царская дочь, в тебе белой кобылицы с Золотой реки кровь. Эта кровь сама тебя всему научит.

Тут подъехали мы к дому, у которого уже много было лошадей.

– Смотри, – засмеялся Талай, – братья твоего горняшки. Не их ли ты ищешь?

И, спешившись, пошел в дом.

Я вошла вслед за ним. Людей здесь было гораздо больше, чем у Антулы. Талая знали, его приветствовали, окликали, и он стал пробираться к месту, перешагивая через ноги и расставленные блюда. Я жалась к дверям, пока меня не позвал Санталай. Тогда пробралась к нему, сняла шубу с плеча и села на рукав.

– Пришла, сестра! – обнял меня брат сильной рукой. Он уже пах хмельным молоком и был особенно нежен. – Я передал все Очи, но она не поняла ни слова! – сказал он с пьяным восторгом.