Кадын

Мы молчали, до конца не осознавая свершившегося. Слишком быстро сменилась наша дорога, и я, еще миг назад готовая никогда больше не увидеть отца и братьев, не знала теперь, радоваться ли решению духов. Так долго готовилась я порвать с миром, жить от людей отдельно, хранить недоступную людям силу и сама словно бы перестать быть человеком, что не знала теперь, как же мне развернуться, как увидеть себя иначе.

– Иногда случается такой выбор, – послышались голоса других дев.

– Вы останетесь в воинстве Луноликой, но быть ей верной среди людей сложнее.

– Но к вам чаще придут за помощью, вы будете ближе.

– Я знаю, я помню: в нашем стане жила одна дева, когда я была ребенком. К ней за любым советом ходили и очень ее почитали.

Я поняла, что они хотят нас успокоить, и гордость кольнула меня. Нет, неправда, подумалось мне, ничего в моей жизни не поменялось: обет уже дан, и среди людей не хуже, чем в чертоге, я смогу его соблюсти. Я кивнула своим девам, чтоб одевались, и сама пошла за одеждой.

Девы-воины столпились рядом, наблюдая за нами. Без масок, сняв покрывала, они казались обычными людьми. Глаза их светились любопытством и жалостью. И вдруг под их взглядом мне отчего-то стало весело. Верно, жалели они, что не будем мы жить с ними, не будем участвовать в танцах, получать от людей богатые дары. Но сердце мое вдруг стало тихо. Все сомнения улеглись, и легко, с улыбкой могла я смотреть на дев – они были такие же люди, как в стане, только знания открывали им больше, чем остальным. В другом же – такие же люди. И я была одной из них.

Ко мне приблизилась Таргатай. Я видела, что она шла со словами поддержки, но остановила ее, сказав:

– Доля не минет нас, где бы мы ни жили. Мы уже те, кем быть нам до́лжно, а в остальном один Бело-Синий знает, кому какую дорогу стелить.

Она вгляделась в меня пристально, потом улыбнулась и положила руку мне на плечо как равной.

– Приходи всегда, сестра, когда позовет сердце.

– Спасибо, сестра, – ответила я, тоже на плечо ей руку кладя.

Нам подвели коней. Их уже напоили и почистили. Я оседлала Учкту, мы выехали за ворота, и тут ко мне подъехала Очи.

– Хоть к дальним стоянкам откочуй, а доля настигнет, царевна, – сказала она, и я поняла, что до нее долетел наш разговор с Таргатай. – Теперь уж мне неизбежно великой камкой стать. Буду отдавать долг лучшему охотнику. Прощай же, сестра! Легкого ветра!

И, взяв сразу в галоп, она умчалась к ночному лесу.

Часть 2 Имена войны

Глава 1 Бара-Атой

Меня зовут Ал-Аштара. Отец говорил, это потому, что я родилась на рассвете: ал-аштара – красный цветок. Еще по-разному зовут люди, кто быстрой, кто меткой, и вот стали Кадын – госпожой звать. Но видит Бело-Синий: никогда не желала я такой чести.

Недобрым было мое возвращение с посвящения. Отец удивился, увидев меня у родной коновязи, и словно не знал, что и думать, как оценить мое возвращение из чертога. Распорядился служанкам о постели для гостя, будто я была чужой, и вернулся на свое ложе – была уже ночь. Зато брат Санталай был рад, и обнимал, и хлопал по спине:

– Как славно, как славно! – повторял он, заглядывая мне в глаза. – А я боялся, что больше тебя не увижу. Как мы расстались весной, на празднике, помнишь, – только утром я понял: что же это, неужели навсегда ушла сестрица? Как же я рад теперь, что ты воротилась! Дом без тебя пуст! Надолго ли? Насовсем?!

Тут, вспомнив о чем-то, он прыгнул к своему ложу и достал схороненную там гривну, чудесную, тонкой работы, крытую золотым листом, с восемью барсами. Красивые это были звери, сильные мускулы проступали на их телах, хотя сами они лежали в покое, поджав ноги, лишь подняли чуткие грозные головы и озирались на страже.

– Это тебе, сестра! – сказал Санталай гордо. – На выпасе резал летом и все вспоминал тебя. Только не чаял, что так скоро смогу отдать. Носи. Будешь носить?

– Конечно, буду, – отвечала я, принимая дар и надевая на шею.

– Хе, хороша! – щелкнул он языком. – Эти барсы – наша семья: восемь воинов – шестеро нас, ты седьмая и старый барс – наш восьмой.

– Спасибо! – Я обняла его.

– Те! – он смущенно снял мои руки с шеи.

Тут постучали в дверь. Старая мамушка поднялась и открыла. Вошел вестник, и по белым лентам на его шапке мы поняли: случилось горе.

– Легок ли ветер? – спросил Санталай, все еще не теряя улыбки.

– Ветер остановился, – ответил вестник, глядя из черноты притвора. – Я из кузнецкого стана. Умер Бара-Атой.

Мы молча выслушали известие. Когда гонец вышел, получив плату, я собрала угли из полуспящего очага в сосуд Табити и затушила огонь водой. Клубом дыма и пепла наполнился дом: начался траур по родичу.

Бара-Атой был братом моей матери. Но до прошлой зимы я почти не знала его. Когда я была маленькой, он еще приезжал к отцу на сбор глав и всегда дарил мне подарки. А потом перестал бывать. Младший сын за него сидел на сборах, но власти не принимал – жив был дядя, хотя странное про него говорили: духи отдалили его от людей.