Кафе Хенто

Толик опаздывал на тренировку. Через неделю он должен был ехать на соревнование. Тренер по этому поводу нервничал и был необычайно раздражителен. Опоздание могло превратиться в скандал. Поэтому Толик бежал по ступенькам, преодолевая лестничные пролеты в два прыжка. На одном из пролетов его новый шарф зацепился за край перил, его резко дернуло назад, он поскользнулся, упал, щелкнули шейные позвонки, и безвольное тело распласталось по ступенькам.

Тем временем по дороге неслась скорая помощь с мигалкой. Внутри нее лежал опухший и задыхающийся Михаил. Попал он туда вскоре после того, как надел вязаный шарф из козьей шерсти, на которую у него оказалось очень сильная аллергия. Врачи суетились, ставили капельницу, кололи какие-то уколы. Когда скорая остановилась, врач не спеша пошел за каталкой. Потом они с фельдшером погрузили на нее тело Михаила, на которое доктор положил историю болезни, где в анамнезе было написано, что после проведенных мероприятий пациент скончался.

Вечером позвонил Дмитрий и пригласил Катю в хороший ресторан. В ресторане они заказали бутылку вина, покопались в меню, выбрали несколько блюд. Когда официант налил в бокалы вино, Дмитрий полез в карман пиджака и сказал:

— Я не дотерплю до конца ужина.

Он достал бархатную коробочку, открыл ее, протянул Кате и спросил:

— Ты выйдешь за меня?

От такой неожиданности Катя поперхнулась вином, но откашлявшись, взяла себя в руки и подумала: «Ведь именно этого она и ждала, годы идут, она не молодеет, любовники — хорошо, а муж все же лучше». Она улыбнулась и сказала:

— Да.

Они поженились и жили долго и счастливо, как и предсказывала цыганка.

Волшебные клопы

В конце длинного коридора общежития, в маленькой комнатке с узким пыльным окном, жил дядя Гена. Он был бородат, не мыт и праздновал свой пятьдесят пятый день рождения в одиночестве бутылкой водки и банкой шпрот, которые стояли на большой табуретке у дивана. Комната Геннадия была далека от жилья двадцать первого века. На вбитом в стену гвозде висел старый радиоприемник. Он издавал хриплые, напоминающие музыку, звуки. На этом и заканчивалось все техническое оснащение комнаты. В ней еще был большой старый диван, стол, заваленный вещами, происхождение которых было порой загадкой даже для самого Геннадия. Еще в комнате была большая табуретка, служившая столом для еды, и пара складных стульев на случай прихода гостей.

Всю свою жизнь дядя Гена работал на кирпичном заводе. В должности с непонятным названием, а по-существу, подсобным рабочим. Дядю Гену уважали и даже любили. Работником он был исполнительным, соседом тихим и другом, у которого всегда можно занять на бутылку. Но любить Геннадия старались на расстоянии, потому как был у него очень неприятный недостаток. Гену обожали клопы. Они находили его везде, бежали к нему, как к спасителю, прятались в его одежде и огромной рабочей сумке. Клопы на дяде Гене жили постоянно. Достигнув критической массы, часть из них переселялась в его комнату.

Геннадий не имел никаких увлечений. Свое свободное время он проводил лежа на диване под неразборчивое бормотание радиоприемника или выпивал с друзьями за очередной прожитый день. Работал дядя Гена на полторы ставки, и свободное время особо не тяготило его.

Дядя Гена налил себе водки в кружку, молча выпил. Взял в руки банку со шпротами и начал задумчиво жевать. Шпроты имели странный вкус, но дядя Гена не обращал на это особого внимания. Наслушавшись рассказов про модные добавки с индексом «Е», он уяснил, что вкус продуктов от самих продуктов уже никак не зависит. А совет непомерно образованного соседа Петра Павловича о выборе дорогих продуктов без добавок принял за хорошую шутку.

На следующую ночь по пути к общему туалету дядя Гена скончался. Сосед, обнаруживший его в коридоре, вызвал скорую помощь, которая и констатировала смерть от острого пищевого отравления.

На похороны пришло много людей. Все говорили, какой дядя Гена был хороший и молодой, еще жить и жить. Родных у Гены не было, но поминки дело святое, и водку принесли с собой. Пили на общей кухне, вспоминали истории из жизни Геннадия. Бригадир произнес длинную речь, в конце которой прослезился и добавил: «Бесполезно прожитая жизнь». Все выпили и пошли выносить гроб.