Кафе на вулкане. Культурная жизнь Берлина между двумя войнами

Сухой, жилистый, с заостренными чертами лица; у него были темные, густые и очень коротко стриженные волосы, с двумя маленькими завитками, выбивающимися из непокорной прически; с пронзительным взглядом и изможденным видом, со спадающими с вызывающе изящных ушей очками в дешевой металлической оправе, надвинутыми на кончик слишком длинного носа; с удивительно изящным ртом, мечтавшим, казалось, о том, о чем обычно мечтают глаза.

В сентябрея 1924 года Макс Рейнхардт, самый знаменитый берлинский драматург и театральный режиссер, предложил Брехту место художественного консультанта в Немецком театре. Это был оплот немецкого классического театра с тех пор, как в 1905 году Рейнхардт превратил его в платформу обновленного театра; он начал применять на сцене новые технологии: трехмерные декорации, поворотный круг и спецэффекты. Для Брехта, который в то время вынашивал свою концепцию эпического театра, эта работа подходила идеально: возможность учиться у Рейнхардта, наличие свободного времени, которое можно посвятить своим собственным пьесам, и достойная стабильная оплата. Так он решил окончательно перебраться в столицу.

Несмотря на свой новый статус, Брехт продолжал одеваться как обычный пролетарий и носил свою неизменную кожаную куртку и рабочую рубаху. В таком облике он представал в послеобеденное время в «Романском кафе» – злые языки говорили, что он заказывал рубашки портному. По мере роста популярности за стол Брехта подсаживалось все больше знакомых, а также подхалимов. Иногда он назначал здесь встречи с коллегами.

Одной из них была Элизабет Гауптман. Она также сбежала из провинции в Берлин: сначала из Пекельсхайма, вестфальской деревни, где ее отец служил местным врачом, а затем из Линде, деревеньки в Померании, где она работала учительницей начальной школы. В Померании, расположенной на севере-востоке страны, на границе с Польшей, всем заправляли земельная аристократия и представители консервативного и националистически настроенного среднего класса; остальное население состояло из поденных рабочих, влачивших жалкое существование. Гаутман не чувствовала себя там в своей тарелке и приняла решение переехать в Берлин.

Вскоре она нашла работу – сначала секретаря, а затем переводчика английского языка, которому научилась у матери, родившейся в США и выросшей в Бруклине. Пребывание в Померании расширило ее социальный и политический кругозор, так что, попав в Берлин, Гауптман начала посещать собрания марксистов. На одном из «красных праздников» с ней заговорил незнакомый тип, пытавшийся скрыть свою худобу за свободной кожаной курткой. Годы спустя Гауптман раскрыла подробности того, как случилась эта любовь с первого взгляда: «Он сказал, что больше всего ему понравилось мое умение слушать; он не знал, что я была настолько сильно простужена, что едва могла говорить…»

Гауптман и Брехт стали любовниками, и все же очень скоро ей пришлось мириться с полигамией своего партнера: Брехт был женат на певице Марианне Цофф и в то же время находился в отношениях с актрисой Хеленой Вайгель, не считая эпизодических связей (промискуитет был достаточно привычным явлением берлинской культурной сцены как среди женщин, так и среди мужчин).

При посредничестве Брехта Гауптман удалось получить место ассистента в издательстве Kiepenheuer. В ее задачу входило редактирование Hauspostille – «Сборника проповедей», книги стихотворений ее возлюбленного, Брехта. Гауптман не только переписала, исправила и вычистила тексты для публикации, но и подсказала, как их улучшить, а также предложила идеи для новых стихотворений. Это стало началом крайне плодотворного сотрудничества. Брехт пользовался литературным чутьем Гауптман, ее знанием языков и творчества иностранных авторов; ей же, талантливой, но неуверенной в себе, очень помогли советы и контакты Брехта, когда она решилась опубликовать свои первые произведения.

Однажды в начале 1928 года, в первом часу дня, когда Брехт сидел в одиночестве за своим столиком в «Романском кафе», потягивая кофе и куря сигару, он встретился с Элизабет Гауптман. Она только что вернулась из Лондона и рассказала, что побывала на возобновлении постановки старинной пьесы XVIII века, «Оперы нищего» Джона Гея. Гауптман осталась в восторге от пьесы и предложила Брехту переложить ее на немецкий, сделав современную версию. Перевод она брала на себя.