Кафе «Одноногая курица» или, Петербургская история

   Внезапно появившись, подобные мысли уже не отпускали. А, вскоре, кроме застарелой ненависти обнаружились еще и вполне рациональные мотивы. Когда вечерами Глеб появлялся в отремонтированной квартире (причем, один, Ирма куда-то исчезла), Арнольд, притаившись за занавеской, вел наблюдение, почти как в былые времена, во время бесплатных стриптизов. Он толком не знал, зачем это делает. Но чувствовал, что должен собирать информацию, и даже приобрел бинокль. Несколько раз удалось подсмотреть, как Глеб небрежно кидает в небольшой сейф пачки денег, а ключ прячет в грудной карман рубашки. После чего, в самых общих чертах, начал складываться план: Под каким-то предлогом проникнуть в квартиру, убить хозяина и завладеть деньгами. В тот же день уехать из города и на время затеряться на необъятных просторах родины, а может даже и где-нибудь в сопредельной республике (пачки из сейфа такую возможность давали) . А уже потом, когда нераскрытый "висяк" отправится в милицейские архивы, можно будет вернуться в родной город.

   Постепенно кровожадные фантазии начали обрастать конкретикой. В спортивном магазине Арнольд купил небольшой туристический топорик. Компактный и в то же время увесистый предмет вполне подходил для внезапного нападения. И теперь по утрам, вместо гимнастики, бил им по кожаной подушке дивана. Тренировался и как выхватывать оружие из-под куртки, где даже пришил специальную петлю. Пока, это больше походило на игру. Не мог он до конца поверить, что сможет довести задуманное до конца. Но все чаше из каких-то темных глубин подсознания окровавленным вопросительным знаком всплывало :

   "Тварь ли я дрожащая, или право имею!"

Глава 10

   Вынашивая планы, Арнольд не торопился. Наиболее подходящим временем казалось лето. Он уже представлял, как прижимая к груди набитую деньгами сумку, в погожий день выходит на автобусной станции и бредет по сонным деревенским улочкам маленького городка. Из-за редких облачков весело выглядывает солнце. Небо отражается в лужах. На разбитый асфальт с обочин наползает трава, а за покосившимися заборами разгуливают куры. Встречные прохожие легко вступают в разговор, и с искренним желанием помочь, рассказывают, где можно снять комнату или пустующий дом. И вот, наконец, его будущее жилище. Приземистое строение, черепица на крыше поросла мхом. Пред фасадом заросли одичалых цветов вперемешку с бурьяном. За домом заросший огород, уходящее под уклон поле и блестящая лента реки, посреди усыпанного одуванчиками и ромашкой заливного луга. Ее Арнольд почему-то представлял особенно ярко. Но чтобы оказаться на этих благословенных берегах и окунуться в сонную провинциальную благодать, предстояло совершить страшное противное человеческой природе деяние. А еще покинуть город, который он продолжал все сердцем любить, хотя временами начинал ненавидеть.

   Время же двигалось своим чередом. Бабье лето капитулировало, не продержавшись и недели. По проспекту и набережным снова гулял сырой пронизывающий ветер. День быстро шел на убыль. Возвращаясь с работы, Арнольд продолжал вести наблюдение за квартирой над аркой. Окна теперь до половины были закрыты занавесками. Но все же, интересную информацию получать удавалось. В некоторых привычках объект наблюдения обнаружил неожиданную пунктуальность. Каждый раз, минут через двадцать после его прихода, к арке подъезжал на велосипеде разносчик пиццы. Немного погодя зажигалось окно на кухне, и Глеб садится за ужин. Постепенно начал вырисовываться план: Подождать разносчика в подъезде. Представиться заказчиком, получить пиццу, а потом уже саму отнести ее в квартиру. И когда хозяин возьмет коробку, выхватить топор и нанести удар. Этот ключевой момент Арнольд репетировал, оттачивая каждое движение. И все же не покидало предчувствие, что в решающий миг от страха онемеют руки или еще что-то пойдет не так. Стараясь оттянуть развязку, он даже не торопил зиму. А когда первыми робкими проталинами снова заявил о себе март, впал в черную тоску. Казалось бы, ничего не мешало отказаться от задуманного. Но однажды, пусть даже только в мыслях вкусив крови, он уже не мог пойти на попятную и окончательно признать себя дрожащей тварью.