Кафедра

— Ух и перегарище от тебя! — сморщилась Настя. — Разве можно так напиваться?

— М-можно, — неожиданно сказал Митя. — Сегодня мне все можно, — он навалился на Настю. — Мне Крошка сказала, что я неплохой ученый и с таким заделом могу потянуть на докторскую, — произнес он заплетающимся языком.

— Отвали, кандидат гребаный! Почему не позвонил? — Настя поднялась и отправилась на кухню ставить чайник. — Иди умывайся.

— Завтра позвоню, — сказал Митя, подкладывая под щеку Настин сапог.

Он мгновенно уснул.

Митя открыл глаза и застонал — голова раскалывалась на части. Огляделся. Лежал он в гостиной на диване, укрытый пледом. Без пиджака, но в рубашке и брюках. Он с трудом вспомнил, как вчера добрался до дому. Прислушался к своим ощущениям. Как ему — в новом кандидатском качестве? Хреновато, однако.

— Настя, — позвал Митя слабым голосом. — Настенька!

Насти не было. Он со вздохом подумал, что теперь, после защиты, забот ничуть не убавилось. Надо расшифровывать стенограмму, печатать заключение совета на диссертацию, справку о присуждении, звонить в Саратов, чтобы прислали еще один экземпляр отзыва, собирать прочие бумажки для Высшего аттестационного комитета. Боже мой! Опять канцелярии, подписи, печати! А через месяц в бой: Крошка Цахес, корейцы, Маркуша. Митя даже застонал от того, как трудно ему на белом свете. Нет, дальше так жить нельзя: нужно было спуститься в магазин, взять пару бутылок пива. Он с трудом поднялся, поискал глазами пиджак, в нем должны были быть деньги и кассета со стенограммой — очень нужная вещь. Митя пошарил по карманам, на пол посыпались купюры, слава богу, есть! Но кассета была безнадежно испорчена: вытянувшийся из нее большой кусок пленки весь перепутался, перекрутился, измялся. Митя вдруг вспомнил, как вчера на банкете пытался вставить ее в магнитофон — всем велел слушать его защитное слово, целовался с Крошкой Цахесом взасос, посылал нахрен Маркушу и несколько раз гонял Рашида за водкой. И это все перед профессурой совета! Боже мой, какой позор! Ну, Игонина теперь ему всыплет! Митя выкинул кассету в мусорное ведро. Ничего, по памяти напишет!

Игонина по поводу его поведения не сказала ни слова, попросила только поскорей оформить все бумаги для ВАКа. Как оказалось, Крошка и сама была в сильном подпитии и плохо помнила окончание банкета. Через день Митя окончательно ожил и все пошло своим чередом.

Митя сидел в кабинете Зои Павловны, на компьютере допечатывал справку о присуждении ученой степени кандидата наук. Это была последняя бумажка для ВАКа, все остальное было готово. Крошка уже дала ему нагрузку на следующий месяц: кроме корейцев еще бельгийская стажерка и трое чехов с неплохим знанием языка.

Митя улыбнулся, услышав, как в прихожей щелкнул замок. Настька, Настена! Ох и всыпала она ему тогда за банкет! Милые бранятся — только тешатся. Митя вышел в прихожую ее встретить. На Настене не было лица.

— Привет, ты чего? — спросил он, снимая с нее пальто.

— А ты вор, Митя, — сказала Настя, глядя ему в глаза.

— Почему вор? Что за ерунда? Ты чего, Настен?

— Вот это что? — Настя швырнула в Митю авторефератом его диссертации. Он поднял брошюрку с пола, пролистал.

— Автореферат.

— Ну да, главное, что все твое, собственное! А я-то ничего понять не могу: почему он мне ни реферат, ни диссертацию не дает читать. Говорит, все равно ничего не поймешь!

— Настя, ты о чем? — удивленно спросил Митя.

— Да все о том же, Митя, ты вор! Все это из неопубликованных маминых статей! Из последней монографии! Я вчера полезла в стол, искала мамину записную книжку, а там ее статьи из коробок, записки. Я еще удивилась, думаю, чего они тут лежат? Ты меня за дуру держишь, что ли? Думаешь, если я литературовед, не смогу разобраться в твоей долбаной лингвистике? При жизни у мамы все время воровали, и теперь продолжаете?

— Настя, что ты несешь? Я все сам писал, честное слово. Конечно, ссылался на мамины статьи. Все работы пишутся с цитатами, ничего тут зазорного нет. Я тебе удивляюсь: как ты можешь судить, не прочитав диссертации?

— Эх, Митя-Митя! В том-то и дело, была я сегодня в университетской библиотеке и внимательно прочитала твой опус. Безо всякой задней мысли читала. Думала, защитился мой мужик, может, что интересное написал. Поговорю с ним о науке. А это интересное я все в маминых записках видела. Говнюк ты!

— Не смей называть меня говнюком, ты, литературоведка сраная! Как ты можешь вообще судить о моей работе! Знаешь, какие у меня хорошие отзывы на диссертацию!

— Конечно, хорошие, Митя, мама дерьма не писала. Недаром ее так ценили.

— Мне все это очень оскорбительно! — Митя ринулся в комнату, открыл шкаф, вытащил сумку, стал скидывать в нее вещи.

— А если я в ВАК письмо напишу, Митя? — спросила Настя, появляясь в дверях. — Расскажу, как ты у мамы украл…

— Что? В ВАК? Ах ты скотина! Да как ты смеешь! Да я тебя!… — Митя сжал кулаки, собираясь ринуться на Настю. Вовремя опомнился.