Кафедра А&Г

Алексей Николаевич в то время, как Ольга заново устраивала свою жизнь, миловался с молодой женой, изменял ей с дамами разных возрастов, периодически вытаскивал повзрослевшего сына из разных передряг, но главное – работал, работал и ещё раз работал. Его кафедра разрабатывала и изучала, он – создавал и объединял. И в 1994 году стал ректором медицинского института. Позже – академии. К началу нулевых двадцать первого столетия господин Безымянный представлял собой красивого мужчину в расцвете средних лет, ухоженного, модно и дорого одетого, безукоризненно безупречного во всём. Действительный член Академии наук и член чего только можно и нельзя себе представить; награждённый всем, что только существует в отрасли и в смежных с нею пределах. У него были и квартира, и дом, и дача, и скромный, но приличный автопарк, хотя далеко не все академики так материально процветают. Прямо скажем – единицы. Потому что Алексей Николаевич Безымянный был самый настоящий делец во всех смыслах этого слова. Его знали все. Он добился всего, чего хотел. Он даже создал клинику репродуктивной медицины. Ему, наконец, было хорошо!

И ему было нехорошо… Разве бывает хорошо рациональному игроку, когда он выигрывает миллион? Нет. Бывает мало. Или конкретно его патология вовсе другая? Что это? Кризис среднего возраста? «Не дождётесь!» – прокручивал он про себя старый анекдот. Он кидался то в одно, то в другое и из всего выныривал победителем.

Жена у него была – как положено жена: всё ещё молодая, всё ещё красивая, бассейн, фитнес-клуб, поездки-тряпки. И она, его законная супруга Наталья Безымянная, была ему совершенно безразлична. Не то чтобы надоела, а просто… Чёрт его знает, что просто… Единственный сын, тот, что от первого брака, из очередной передряги так и не выбрался, при передозе надо иметь связи с самим господом богом, чтобы разрулить проблему, а таковых Алексею Николаевичу ещё не удалось завести. Впрочем, он не слишком печалился, как это ни ужасно для почитающих общечеловеческие ценности в рамках общепринятых морали и нравственности. Мало того, смерть единственного сына Алексей Николаевич принял как избавление. Точно так же, как когда-то маленький Алёшка принял смерть своей матери. С одним «но» – с мамой, при её жизни, ему было приятно. Отпрыск же и так принёс ему немало неприятностей, чтобы ещё и трагически переживать из-за его кончины, нося на лице скорбную мину. И, наверное, так было лучше для всех, кроме первой жены, потому что она вскоре отправилась вслед за своим слишком горячо любимым сыном на небеса. Или в ад. Точно никто не знает. Алексей Николаевич решил, что так для неё в данном случае лучше, потому что делать ей больше на этой грешной земле было, в общем-то, нечего.

Наталья ему так никого и не родила, да он не очень-то и хотел. Оказалось, что у них «иммунологическое бесплодие» – организм Наташки вырабатывал антитела к сперме Алексея Николаевича. Можно было прибегнуть к ЭКО – хочешь, в созданной самим отечественной клинике, а хочешь – в любой иностранной. Но жена не слишком рьяно настаивала, и потому муж вяло отнекивался. Ничто так не сподвигает женщину к любому бездействию, как мужское нежелание чего-либо. Тёща устраивала периодически истерики на эту тему, но с «зятька» всё было как с гуся вода. Он уже давно её не боялся, как не боялся с самого начала, если быть совсем уж откровенным. Юная, восторженная, простоватая Наташка тогда нравилась ему куда больше давно известной умной, ехидной Ольги, если честно. К тому же Ольга всегда знала ему настоящую цену, а Наташка и правда верила, что он – прежде всего великий врач. Смешные обыватели. Ах, как велика их неистовая вера в лейблы. Наверное, они думают, что академики не какают. А медицинские академики – все, как один, хирурги от бога. Или хотя бы диагносты. Вы вот попробуйте организуйте всё это. В последнее время вдруг стала взбрыкивать давно уже выученная служебно-охранная морская свинья-профессор. Эта-то чего? Ни женой, ни любовницей никогда не была, так… Боевой товарищ с элементами дружеского перепиха. Вот и разберись попробуй, когда бабское неуёмное слепое обожание перейдёт в такую же неуёмную слепую ненависть. Ни до кого ей никогда дела не было. А если было – сразу же зажимала. Как Ленка появилась – сразу стойку сделала. Чуть не раньше его самого поняла, как это далеко, глубоко и, похоже, навсегда. Как хорошая охотничья псина делает стойку раньше самого охотника.

Наташка-профессор – морская свинка/боевая свинья – на фоне приевшегося уже тупого восторга Наташки-жены выгодно оттенялась интеллектом.

Но сейчас, пережив всё то, что он пережил, имея всё то, что он имел, он чувствовал себя глупо, как частенько чувствует себя самый умный мужчина, влюблённый в действительно умную женщину, а не просто «выгодно оттеняющуюся интеллектом».