Кафешантан. Рассказы

Ему стали ненавистны люди, читавшие смертные приговоры с таким видом, точно им все равно, что ни читать, бравировавшие тем, что они выше ужаса, жалости и печали, гордящиеся своей профессиональной жестокостью. Андрей ясно и определенно понимал, что сознательно, без всякой тайны, предосторожности и ответственности будет совершено убийство, жертва которого лишена будет надежды на помощь, случай, спасение, на милосердие своих убийц. И Андрей тогда же познал, что он — и каждый человек — не смеет спокойно и безучастно относиться к готовящемуся преступлению. Его стали неотступно и упорно преследовать полные безмолвной мольбы глаза невинно-осужденного, и все тверже развивалась и расширялась в душе уверенность, что его равнодушие к судьбе невинно-осужденного равно преступлению, что он обязан, словно бы на крик убиваемого в лесу или на большой дороге, броситься на помощь к жертве, все равно, кто бы она ни была, и кто бы ее ни убивал...

И как последствие всего пережитого, у Андрея естественно создалась и окрепла ясная цель: спасти жертву от руки убийцы. Андрей проникался интересами приговоренного к смерти Лосева, зажил ужасами и страданиями незнакомого ему человека, ставшего ему дорогим и близким. Его стал интересовать заколдованный круг противоречий жизни, в которые он попал, загадочный мир судей, тюремщиков, полиции и палачей, чрез который должен был пройти до виселицы Лосев, и к общению с которым Андрей стал стихийно стремиться...

Первой заботой Андрея было свидание с Лосевым. В его воображении Лосев находился в состоянии высшего отчаяния, ужаса и горя, ожидая смерти в убеждении своей невиновности и беззащитности. И отправляясь после некоторых хлопот на разрешенное ему свидание с Лосевым, Андрей изрядно волновался. Он не понимал, как он будет говорить и смотреть в глаза человеку, обреченному на страшную муку и вследствие этого вышедшему из ряда обыкновенных людей и ставшему другим и исключительным.

Тюрьма, в которой был заключен Лосев, находилась посреди большой запущенной площади. Громоздкое, неуклюжее здание, неоштукатуренное, неопрятное и потемневшее, глядело рядами частых, похожих на клетки, решетчатых окон.

Зловещая и будто искусственная тишина сразу стала тяготить Андрея. Словно чудовище, зажатое в тиски, сдавленное за горло, молчало, стиснув зубы и задерживая скоплявшуюся ярость... В атмосфере царила крайняя напряженность, что то грозное и страшное притаилось здесь, чувствовалась тяжелая и неравная борьба, холодная жестокость победителя...

Жестокие взгляды тюремных надзирателей, ряд крепких ворот, низкие, темные коридоры, специфическая, острая затхлость — будто что-то медленно разлагалось здесь — подчинили Андрея непонятной робости. Так ночью на кладбище или в анатомическом театре становится жутко и страшно человеку, чувствующему в то же время себя в безопасности...

Начальник тюрьмы, бравый мужчина с окладистой бородой с проседью, с волосами ежиком и мутными, серыми глазами, встретил офицера с почтительной фамильярностью человека, сознающего свою власть и силу.

— Вам надо Лосева, из казематов? — спросил он Андрея, — можно, можно, сейчас там все спокойно... Я уже послал....

Встретив непонимающий взгляд посетителя, он любезно объяснил:

— После того, когда кого-нибудь берут оттуда на сопку, мы их на свидание не пускаем, потому, естественное дело, они возбуждены сильно, надо пообождать, чтобы успокоились, а то — как звери.

— Ах да, там, ведь, в казематах смертники, — догадался Андрей, и почему то покраснел в смущении, словно виноватый.

Андрей вздрогнул и почти с испугом поворотился к двери, как будто ожидая встретить что либо необычайное. Из-за дверей приближался торопливый звон цепей, и на пороге появился, впереди двух конвойных с шашками наголо, Лосев.

Андрей хорошо помнил его лицо, и потому сразу узнал его. Обыкновенный белобрысый парень с ординарным лицом, арестант казался тщедушным и жалким. Едва переступив порог, он сразу застыл на месте в ожидании и с ледяным испугом в глазах посмотрел прямо в лицо Андрею.

— Четверть часа, — холодно бросил начальник ефрейтору и, звякнув Андрею шпорами, вышел.

Андрей был совершенно растерян. Его поразил непонятный ужас, живший в глазах Лосева.

— Мне надо было с вами видеться, поговорить, Лосев, — обратился наконец он к арестанту мягко, почти заискивающе, — я хочу вам помочь. Вам можно сесть, Лосев, начальник разрешил...

Лосев все еще не понял, но понял ефрейтор, который улыбнувшись, толкнул, арестанта в плечо к скамье, и сказал:

— Сиди.

Лосев мгновенно успокоился от взгляда солдата. Он глубоко облегченно и крепко вздохнул, отер ладонью пот со лба, сделал несколько шагов, и опустился медленно, в приятной слабости на скамью. Конфузливо улыбнувшись, он произнес уже с чувством облегчения и даже с искрою веселья:

— А я думал, что пришли за мной, что уже итти надо....